Шрифт:
Интервал:
Закладка:
14
Я подошла к дому, готовая заглаживать вину перед мужем, сделать всё, что в моих силах, чтобы оградить его от последствий моих ошибок. Насколько я могла судить, был только один способ гарантировать его безопасность: убедить его прооперировать Босса Мака, а для этого мне нужно было сделать так, чтобы он никогда не узнал о криминальном прошлом этого человека.
Я нашла в «Дьюти Фри» хрустальную вазу, которая показалась мне неплохой заменой той, что он разбил. Я протянула ему свой подарок и сказала: прости меня.
Он, распластанный на диване, чуть приподнял голову и тут же снова уронил её, как будто это незначительное действие требовало невозможных усилий.
Что это? – спросил он.
Ваза, ответила я и поставила сумку с покупками на ковёр. У Оли был тот остекленевший кататонический взгляд, какой иногда появлялся после сорока восьми часов непрерывной работы, что теперь считается слишком жестоким.
Что стряслось? – спросила я. Что такое?
Прибежал Анри в одном подгузнике, хотя через открытое окно дул холодок. Я раскинула руки, чтобы обнять его, но он обогнул меня, направился к пульту, лежавшему на журнальном столике, и стукнул этим пультом об диванную подушку после неудачной попытки включить телевизор.
Оли не пошевелился, его лицо исказилось в агонии.
Что случилось? – снова спросила я и поцеловала сына в макушку, пахнувшую дрожжами и мокрой псиной, а вовсе не шампунем. Анри откинулся назад, сверкая самой блаженной улыбкой, и вновь принялся колотить пультом по подушке.
Оли воздел руки над головой и испустил чудовищный стон. Анри тут же передразнил папу и захихикал. Я подхватила сына и поцеловала в обе щеки, он вырвался из моих объятий.
Наконец Оли сказал: я пытался приучить его к горшку.
О нет.
Я хотел сделать тебе сюрприз.
О нет.
Я не думал, что это будет так сложно. Мне обещали, это займёт от одного до трех дней.
Я ощутила резкий всплеск раздражения, грозивший уничтожить все мои добрые намерения. Как это характерно для моего мужа – принимать вызовы, на которые ни один здравомыслящий человек никогда бы не решился. Он становится особенно энергичным, особенно мотивированным, когда слышит, что ту или иную задачу невозможно выполнить. Именно так он получил двойную специализацию по физике и биологии в Гарварде, одновременно занимаясь греблей в команде новичков и работая запасным концертмейстером в танцевальном отделении. Именно так он пережил ординатуру и стажировку по хирургии. Именно так он стал восходящей звездой в первый же год работы. И тут до меня дошло: таким же образом я могла заставить его прооперировать Босса Мака – представив эту операцию как вершину, на которую только он один мог подняться.
Я наклонилась и понюхала подгузник Анри. Пахло чистотой.
Очевидно, я сдался, сказал Оли, закрывая глаза тыльной стороной ладони, словно пытаясь скрыть стыд.
Что случилось?
Он накакал на ковер.
О нет. Я рассматривала бежевый ковер, пока не заметила предательское беловатое пятно чистящей жидкости рядом с кофейным столиком. Синий пластиковый горшок, который мы заказали несколько недель назад, был придвинут к стене рядом с книгой «Все какают» и куклой Элмо.
А потом он накакал на пол в ванной, прямо возле унитаза, как будто нарочно.
Анри!
Мой сын – длинные ресницы, розовые щёки – посмотрел на меня и вновь вернулся к попыткам включить телевизор.
И я даже думать не хочу о том, куда и сколько раз он мочился.
Я подошла к дивану и втиснулась рядом с мужем. Он перекатился на бок, чтобы освободить для меня место.
Сочувствую, сказала я.
Он положил руку мне на грудь. Не помню, чтобы когда-то чувствовал себя таким жалким.
Расстроенный неудачей, Анри прижался лицом к экрану телевизора и издал пронзительный стон.
Включи, пожалуйста, ради Бога, застонал Оли.
Я включила «Паровозика Томаса», и Анри тут же замолчал, стал покачиваться в такт музыкальной теме, не обращая внимания на мои просьбы не стоять так близко к экрану.
Когда я повернулась к мужу, чтобы начать разговор о Боссе Маке, Оли уже храпел. Еще одна выдающаяся черта моего мужа – его способность засыпать почти мгновенно, неважно, в переполненном телефонном зале или в пятизвёздочном отеле.
Пока Анри пускал слюни перед телевизором, на мой телефон поступали сообщения от Винни. Как устроен завод? Сколько сумок сходит с конвейера каждый день? Какие новые стили нас ждут? Сколько покупателей нам нужно нанять?
Единственный способ её чуть замедлить – отвечать на вопросы по очереди. Если бы я послала её куда подальше, это запустило бы активную фазу, а последнее, чего я хотела, это чтобы она звонила мне на домашний телефон или, что ещё хуже, появилась у моей двери, если она была в городе. И нет, детектив, я не стала рассказывать ей о встревоживших меня эпизодах на фабрике. К тому времени я знала, что в этом нет смысла; она лишь посмеялась бы над моей наивностью, как Кайзер Ши.
Я изучала самые важные дизайнерские лукбуки сезона, обсуждая с Винни настоящие хиты, когда боковым зрением увидела, как Анри споткнулся о собственные ноги и рухнул на тумбу под телевизором. Выронив телефон, я бросилась к нему и проверила, нет ли крови, пока он выл от ярости. Я знаю, что это больно, но ты в порядке. Ты в порядке, Печенька.
Не поворачиваясь, Оли хрипло спросил: ты позволяешь ему смотреть мультфильмы целых два часа? Что ты делаешь всё это время?
Внезапно я увидела, какими глупыми были мои надежды, будто я могу не впускать работу в свою жизнь. Я уже потерпела неудачу. И поэтому мне не оставалось ничего, кроме как выместить гнев на Оли.
Кто просил тебя приучать его к горшку? Почему, чёрт возьми, ты решил, что у тебя получится?
Оли смотрел на меня, растерянный и сонный. Я хотел сделать что-то приятное. Хотел тебе помочь.
Анри завыл громче, чтобы привлечь наше внимание.
Не помочь, сказала я, а выпендриться.
Оли приподнялся на локтях. О чём ты говоришь?
В следующий раз, когда захочешь помочь, приди домой в приличное время и уложи сына спать.
Он отшатнулся, как будто его ударили. Я ждала, что он даст отпор – в конце концов, он провел все выходные наедине с Анри. Но он лишь наклонился и подхватил сына на руки. Viens, mon petit[10],