– Это больно? – спросила она.

Он сразу понял, что она имела в виду.

– Это сопряжено с муками, моя королева.

– А боль утихает? Ты… привыкаешь?

– Нет.

– Тогда что тебя заставляет все равно делать это?

Тау задумался над ответом.

– У всего должны быть последствия, – сказал он. – Зло должно быть наказано, иначе оно продолжит свое дело, пока не поглотит все хорошее.

Королеву это не убедило.

– Ты делаешь это, потому что сражаться со злом – твоя священная миссия?

Тау обвел глазами комнату, раздумывая: какую часть правды ей открыть?

– Абаси Одили убил отца просто так, – ответил он. – Убил так легко, потому что не считал жизнь, которую отнял, достаточно ценной. Вельможи думают, что мы меньше стоим, меньше чувствуем, но они не правы, я им это докажу.

– Ты их накажешь?

– Его – да, – ответил Тау, чувствуя, как колотится сердце. – Я уничтожу его на глазах у толпы Вельмож. Я лишу его достоинства и человечности, потому что хочу, чтобы все видели, как это легко и отвратительно – заставить кого-то перестать быть личностью.

– Значит, ты будешь бороться со злом, сея зло?

– Нет, – ответил Тау, – я возвращу себе человечность, уничтожив того, кто отрицает ее во мне. Нельзя уговорить человека отказаться от власти над тобой. Его нужно заставить это сделать.

– Тау, – ему было непривычно слышать свое имя из ее уст, – разве ты не оправдываешь таким образом свое право причинять вред? И кто, кроме тех, кто поддался злу, может решить, что имеет такое право?

Она перевернула все сказанное с ног на голову.

– Вы обещали мне Одили, – напомнил он.

– И мы сдержим свое слово, чемпион.

– Как и я. Вы можете рассчитывать на мою преданность, – сказал Тау, опасаясь, не выглядит ли он торгующимся.

В ее взгляде мелькнуло сочувствие, но исчезло так быстро, что Тау сомневался, что действительно видел его.

– Позволь задать тот же вопрос иначе, – сказала она. – Как ты это выдерживаешь? Сражения, смерти, ужасы. Как ты остаешься невредим?

Вопрос показался Тау слишком прямым, и он старался не отводить взгляда от ее лица, боясь, что если оглядится вокруг, увидит демонов.

– Точно не знаю.

– Зато мы, возможно, знаем, – сказала она. – Невредимым ты остаешься по воле Богини, и тебе следует уважать Ее веру в тебя. Ты говоришь, что Вельможи хотят, чтобы ты казался меньше, чем есть, но думая лишь о мести, ты сам унижаешь себя. Тау Соларин, ты здесь не ради того, чтобы убить лишь одного человека, – сказала Циора. – Ананти бережет тебя не ради этого.

– Возможно, – сказал Тау, стремясь закончить разговор.

– Скажи мне, – продолжила королева, меняя тему, – ты можешь перенести в Исихого других, чтобы они делали то же, что и ты?

– Могу, – ответил Тау, вспоминая старого Батрака, которого не сумел спасти от меча Отобонга. Будь у Тау больше людей с его умениями, меньше невинных бы погибло, больше битв было бы выиграно. Вместе они сумели бы изменить мир так, как он не сумел бы в одиночку.

– Они смогут выдержать? – спросила Циора.

– Да, если я выберу нужных людей.

– Богиня назвала их имена?

Хранить молчание, когда кто-то нес нелепицу о Богине, было одно, но напрямую лгать о том, что Она называла ему чьи-то имена, – совсем другое, и на это Тау пойти не мог.

– Полагаю, я знаю, кого выбрать, – сказал он.

– Ты слышишь Ее голос?

Прикусив внутреннюю сторону щеки, он покачал головой.

– Тогда мы не должны позволять другим это делать.

– Моя королева…

– Риск слишком велик. Без Ее руководства нельзя давать власть тем, кто ее недостоин. Если создашь группу Ингоньям-убийц, только представь, что случится, когда они отвернутся от нашей цели.

– Моим братьям по оружию можно доверять…

Она покачала головой.

– Если они осознают, какую власть ты им даешь, и если они окажутся недостойны, то мы… ты выпустишь в мир больше зла, чем когда-либо сумеешь обуздать. Волею Богини ты невредим, Тау Соларин, но даже при этом внутри тебя идет страшная борьба. Поклянись нам, что никому не откроешь этот путь.

– Королева Циора…

– Поклянись.

Тау не мог достаточно быстро разобраться в собственных чувствах, чтобы понять: расстроен он этим внезапным поворотом или испытывает облегчение. Как бы то ни было, выбора ему не оставили.

– Клянусь, – ответил он.

Она склонилась к нему и сказала так тихо, что он едва ее расслышал:

– Хватит тебя одного.

Не для Арена, не для Ойибо или Джавьеда, или…

– Одного тебя достаточно, – сказала она.

…Зури. У него защипало в глазах, выступили слезы.

Ему хотелось отвернуться, но он не мог: он не был уверен, что не увидит демонов.

– Тау, – сказала она, и, слезы Богини, его имя прозвучало из ее уст с искренним теплом и доброжелательностью. – Хватит тебя одного.

Он опустил голову, чтобы смахнуть слезы, довольный уже тем, что Циора проявила достаточно такта, чтобы позволить ему немного посидеть молча.

– Мы сожалеем обо всех, кого ты лишился, – сказала она через некоторое время.

Не поднимая головы, Тау благодарно кивнул.

– Мы рады, что ты здесь, – сказала она, укладываясь в кровать.

Тау поднял голову и увидел, что она полностью расслабилась. Совершенно успокоилась в его присутствии. Их беседа, его признание и ее толкование его слов сделали свое дело. Она действительно верила, что его к ней привела Богиня.

Королева закрыла глаза, ее дыхание замедлилось, и очень скоро она уснула. Умиротворение, которое приносила ей его преданность, заставило Тау задуматься о том, не стоило ли ему самому чаще молиться. Но эта мысль вызвала у него лишь грустную улыбку. Молитвы не могли дать ему того, чего он хотел.

Закрыв глаза, Тау позволил своей душе выйти на свободу. Он не делал этого слишком долго. Достаточно, чтобы у него возникло ощущение, будто демоны ищут его, а не наоборот.

Он умирал тринадцать раз, и каждая новая смерть была страшнее предыдущей, каждая приносила мучения. Он мог бы успеть больше, прежде чем решимость шла на убыль, и он винил в нежелании продолжать сражаться тяжелую ночь и еще более тяжелый день. Но прежде чем страхи и сомнения сумели захватить его, Тау прогнал их и закрыл глаза.

Бои, в которых следовало побеждать, начинаются внезапно, независимо от того, насколько воин устал, ранен или занят другими делами. Это Тау хорошо знал. Как знал и то, что разница между теми, кто пал, и теми, кто устоял, в том, что последние продолжали бороться, несмотря на любые обстоятельства, невзирая на трудности и вопреки своим страхам.

Едва Тау позволил своей душе вырваться на свободу, он услышал,