– Если выяснится, что Одинцов не отдавал такого распоряжения, его компанию вернут в списки участников?

– Что? Нет. Как это – не отдавал распоряжения? – Мэр вдруг откинулся в кресле с такой силой, что оно жалобно заскрипело. Я испугалась, что оно не выдержит его могучего туловища и сломается. – Погодите, вы что, серьезно?

– Есть такая информация, – ответила я уклончиво.

– Откуда?

Я улыбнулась самой очаровательной улыбкой, на которую была способна, и произнесла любимую фразу журналистов из кино:

– Я не раскрываю своих источников.

Мэр устало вздохнул и потер массивную переносицу:

– Послушайте. Естественно, если последует какое-то судебное разбирательство, если будут представлены какие-то доказательства, все будет решаться законным путем. Но пока факты таковы: на компанию в полиции заведено дело. За время, предшествовавшее реформе, «Тарасов-транс» обрела не самую лучшую репутацию среди населения – вспомните хотя бы остановку, которую снес автобус. На мой субъективный взгляд, это просто халатность, разгильдяйство, а если не для записи, – он покосился на диктофон, и я опять сделала вид, что его выключила, – если не для записи, то Одинцов просто зажрался. Он вконец охренел, и это не только мое мнение, но и губернатора. Можете включать.

Шухов подождал, пока я «ткну» пальцем по кнопке.

– Цель нашей транспортной реформы состоит в том числе и в том, чтобы ни у кого не было такой монополии. Честная конкуренция способствует повышению качества.

Я почувствовала раздражение, смешанное с невольным уважением к Гарику Сагателяну – постоянно иметь дело с дураками от власти и сохранять адекватность стоило ему, я думаю, большого труда.

– То есть, – услышала я свой глухой голос, – здоровая конкуренция, по-вашему, состоит в том, что в конкурсе участвует родственник губернатора.

Мэр растерянно пожал плечами, но тут же рассмеялся, глянув мне за плечо:

– Можете у него сами спросить.

Дверь хлопнула, и раздались шаги. Басовитый хриплый голос недовольно осведомился:

– Ты занят, что ли? Е-мое… Я думал, освободился уже. Сворачивайся, короче. Пока ты не улетел в Грецию.

– В Эмираты. Мы празднуем Новый год в Эмиратах.

Я почувствовала, как моя внутренняя гончая принимает стойку. Губернатор!

Шаги, «Givenchy pour Homme Blue Label», пряный запах власти. Дорогой темно-синий костюм без единой складки.

Он остановился у стола и выжидающе глянул на меня.

– Вот, Александр Анатольевич, это пресса. – Лицо губернатора мгновенно смягчилось. – Барышня интересуется вашим родственником, участвующим в конкурсе перевозчиков.

– Ну что ж. – Александр Анатольевич развернул к себе ближайший стул и присел. Полы пиджака взлетели и опали. – Все законно. Какие вопросы? Человек, будучи родственником губернатора, не может участвовать в государственном конкурсе? В каком законе это прописано?

Я осклабилась, но произнести ничего не успела.

Губернатор поднял ладонь:

– Я знаю, как это выглядит. Но с моей стороны тут нет никакой двойной игры. Да, с виду кажется, что Игорь – человек, далекий от транспортного бизнеса, а я – злой и опасный кукловод, но это не так.

Мэр потянулся за своей чашкой, воспользовавшись паузой, и снова под ним отчаянно заскрипело кресло. Губернатор метнул на него тревожный взгляд.

– У него профильное образование, он всегда хотел заниматься чем-то подобным, долго пытался реализовать себя в других городах. И когда в Тарасове анонсировали конкурс, я дал ему знать. На этом мое участие закончилось.

«Ах как складно», – подумала я, но не сказала этого вслух.

Мэр между тем сильно закашлялся, хлебнув кофе:

– Кхе-кхе. Извините… Евпатий-коловратий… Горячий…

Кресло опять запело с надрывом.

«Господи, – подумала я, – только не упади, я же не смогу удержаться от смеха».

Губернатор, похоже, боялся чего-то похожего. Он сделал паузу, посмотрел вопросительно на Шухова, который кивнул, мол, все в порядке.

– Игорь – человек не из колхоза, – продолжил он. – Вы ведь наверняка проверили прописку, увидели это глухое село и подумали: «Ага».

Я слабо улыбнулась. Возразить было нечего.

– На самом деле он несколько лет жил в Москве, потом работал за границей, опыт перенимал. Вернулся в Россию и долго искал, где применить навыки. Он никогда не обращался за какой-то противозаконной помощью. Это его принципиальная позиция. В отличие от… – Губернатор запнулся и поднял на меня тяжелый взгляд.

– Выключите диктофон, – посоветовал мне мэр, опять шевельнувшись в своем кресле, но тут же спохватившись и замерев.

Я мазнула пальцем по кнопке.

– В отличие от других участников?

– Да, Одинцова, например.

«Олег Юрьевич, – подумала я с горечью, – да что ж с вами такое?»

За время расследования я прониклась к Одинцову какими-то уважительными, теплыми чувствами, поэтому сейчас, когда его образ дополнялся темными оттенками, мне было тяжело это принять. Однако надлежало сохранять беспристрастность. Все мы люди.

– И о чем он просил?

– Вы не записываете? – спросил губернатор, как и мэр, неприязненно скользнув взглядом по темной коробочке, лежащей на крышке стола.

– Нет. – Я придвинула к себе гаджет, чтобы главе области не было видно, как по табло бегут циферки записываемых секунд.

– Не хочу говорить о нем плохо, но он просил пристроить какую-то бабу ко мне на работу. Я отказался.

Этого еще не хватало. Что за чушь?

– Бабу?

– Не знаю. Любовницу свою, наверное. Вы же не думаете, что он святой?

Я неопределенно пожала плечами.

– Одинцов – герой у прессы, но ваш колосс – на глиняных ногах. Так же грешен, как и все смертные.

– На какую должность он ее хотел пристроить?

– Секретаря.

Мэр шумно вздохнул:

– Я думаю, интервью получилось исчерпывающим, мы закончили?

Я спохватилась:

– Подождите, еще пару вопросов. Это все-таки итоговое интервью в этом году для нашего издания.

Наскоро задав важные Гарику вопросы и выслушав на них дежурные, заранее прописанные ответы, я поднялась.

– Большое спасибо за беседу.

Александр Анатольевич невольно скользнул взглядом по моей фигуре. Круглые, медвежьи глаза мэра последовали его примеру.

– Разумеется, перед публикацией материал пришлите в нашу пресс-службу, – попросил