class="p1">С этим тоже вышла размолвка. В Новгороде ладьи обшивают внахлёст, а я указал, чтобы шили доска к доске, как ганзейцы свои когги делают. Мастера опять пошли в отказ, мол так никто на Руси не строит, течь будет со всех щелей, а им потом краснеть…

В общем достали они меня крепко, и я уже начал понимать, почему Великие князья так не любят Новгородскую вольницу. От разговоров уши вянут!

Сильно захотелось тогда рявкнуть, чтобы заткнулись и делали то, что велят, но сдержался. Обидятся ведь и уйдут, а других мастеров у меня нет. Пришлось объяснять, что, да, внахлест крепость выше, но и судно в полтора раза тяжелее. А чем тяжелее сам корабль, тем меньше полезного груза он везет.

Рисовал на песке и терпеливо втолковывал.

— Ныне строим из сухого леса, потом все щели забьем пропитанной смолой паклей и на воду спустим. Дерево намокнет и, распухнув, все щели закроет. Водотечности точно не будет.

Мастера народ понятливый, правоту мою все же приняли, и сейчас на мои слова Еремеич не стал вступать в очередные прения, а просто кивнул.

— Сделаем! Все как ты хочешь, доска к доске,

— Отлично! — Пожав руку мастеру, я двинулся к своей кобыле.

Вскочив в седло, поворачиваюсь к провожающему меня Еремеичу.

— Через неделю заеду, посмотрю, как дела у вас идут.

Сказав, трогаю кобылу, и охранники пристраиваются следом. Сходу пускаю Луну галопом. Тороплюсь, потому что надо еще успеть переодеться. Сегодня я принимаю неофициальную делегацию от ливонского ландмейстера. Без сомнений, посредники приехали поговорить о выкупе за епископа Германа.

До меня уже дошли слухи, что Александр и Новгород заключили мир с ливонцами. Дерпт и все земли в Эстляндии немцам вернули. И правильно сделали! Все равно не удержать, а так хоть срубили деньжат с супостатов. Оставался только один нерешенный вопрос — это мой пленник.

В том памятном споре с Александром я хоть и сослался на князя Тверского, но всем ведь понятно, епископа Германа взял я и цену за него просить тоже я буду. В Риге видать это понимают, и в ситуации разбираются, раз прежде чем официальное посольство в Тверь слать, приехали со мной о цене договариваться.

Прибыли гости еще вчера. Всех разместили в гостевом доме у меня в Заволжском, но тайны из их приезда я не делал. В тот же день отправился в Тверь и князю все объяснил. Знаю, если я не расскажу, так другие обязательно донесут, да еще наплетут невесть чего.

Ярослав особо вдаваться не стал, пацану в тринадцать лет такие дела не интересны. В политических и денежных опросах он пока мне доверяет, и я это очень ценю. У нас с юным князем свой негласный договор. Я обещал сделать его великим, и он ждет. Тут главное не разочаровать парня, а пока искра не угасла, он мне верит, несмотря на ежедневые наговоры и козни его ближних бояр.

* * *

Подойдя к окну, смотрю на внутренний двор, там укладывают брусчатку. Грязища замучила! Как весна или осень, так не пройти. Плывешь, как корабль, по щиколотку в грязи.

Этой весной я привел с Дерпта четырех каменщиков и открыл каменоломню. Со всей округи тащат теперь к ним валуны, они их колют, чуть гранят и выкладывают мостовую. Начали вот с моего двора, но в этом я вижу инициативу старосты.

«А с другой стороны, — усмехаюсь, понимая, что таким образом Ярема решил угодить мне, — на ком еще испытывать эти новомодные штучки, как не на их изобретателе».

Слышу за спиной скрип двери и голос Куранбасы.

— Привели немцев, пускать что ли⁈

Оборачиваюсь и, встретив взгляд половца, подтверждаю.

— Веди!

Я уже переоделся и готов к встрече. На мне мягкие замшевые сапоги, длинная льняная рубаха с широким поясом и расшитый кафтан без пуговиц и рукавов.

Сажусь за стол и, закинув ногу на ногу, жду «дорогих» гостей. Вот заскрипела, распахиваясь, дверь, и Куранбаса вошел уже по-деловому официально.

— Позволишь⁈

Разрешающе киваю, и тот, отойдя в сторону, пропускает послов. Обоих я хорошо помню. Они приезжали в первый год моего здешнего пребывания на зимнюю ярмарку, когда мы с новгородцами бодались за цену на хлеб.

Силюсь вспомнить их имена, но тут же бросаю это бесполезное занятие, потому что они начинают по очереди представляться.

Высокий скуластый немец с длинными немытыми волосами склонился в поклоне.

— Полномочный представитель Тевтонского ордена в Ревеле Винрих фон Босвейл!

Второй невысокий и круглый с лысиной в полбашки тоже согнулся в поясе.

— Представитель Ганзейского союза в Риге Ганс Виттенберг!

Чуть улыбаюсь и, поведя рукой, предлагаю гостям сесть.

— Прошу вас, господа, присаживайтесь! Сегодня неофициальный прием, так что чувствуйте себя, как дома.

Подаю знак, и Куранбаса впускает служку с подносом. Там три серебряных кубка и бутыль с моей фирменной настойкой.

Слуга ставит все на стол и наливает по полной.

— Прошу вас, господа! — Я гостеприимно предлагаю всем выпить. — За успех наших переговоров!

Настойка градусов сорок, и к моему удовольствию, сделав изрядный глоток, гости сильно меняются в лице.

— Что это! — Тощий чуть не выплюнул все обратно. — Вы отравить нас хотите⁈

— Помилуйте! Зачем мне это! — Я по-прежнему держу милейшую улыбку. — Вы не пугайтесь и не переживайте, все с вами будет хорошо! Просто подождите немного, и уверяю, вам понравится!

Через минуту вижу, как лица моих гостей порозовели и глазки заблестели, особенно у коротышки.

«Видать, малый выпить не промах!» — Делаю я такой вывод и предлагаю гостям начать разговор.

— Итак, господа, я вас слушаю! — Откинувшись на спинку кресла, обвожу их взглядом.

Начал представитель ордена.

— Глава Святейшего престола, папа Иннокентий IV, как и магистр Тевтонского ордена Конрад Тюрингский, сильно опечалены тем несчастием, что приключилось с братом нашим епископом Германом. Они послали нас с господином Виттенбергом, чтобы помочь вызволить его святейшество из нынешнего бедственного положения.

Он замолчал и уставился на меня с видом, подразумевающим вопрос — каковы ваши требования.

У меня на эту сделку большие планы, поэтому начинаю, можно сказать, с шоковой терапии.

— Итак, если я вас правильно понял, вы хотите, чтобы я назвал сумму?

Храня на лице холодную надменность, гости едва заметно кивнули, а я специально четко и громко произнес.

— Десять тысяч тверских гривен!

— Что! — Оба немца едва не подскочили на месте, и коротышка возмущенно возопил.

— Да вы в своем уме⁈ За Ричарда Львиное Сердце заплатили меньше!

Бросаю на него жесткий взгляд, мол не забывайся, и тот сразу меняет тон.

— Я прошу прощения, но вы же понимаете, что цифра огромна и для Ордена неподъемна.

На это я развожу руками.

— Что ж, значит, преподобный Герман Буксгевден закончит свои дни в тюрьме, и весь мир узнает о том, как святой престол и Тевтонский орден ценят своих прелатов.

Все еще не веря услышанному, послы лихорадочно обдумывают, чтобы предпринять, а я продолжаю издеваться.

— А ведь господин епископ сражался за веру на границе католического мира! Разве он не заслуживает немножечко щедрости от власть предержащих⁈

Первым пришел в себя ганзеец. Почувствовав иронию в моем голосе, он понял, что им предлагают поторговаться.

Его круглое лицо изобразило умильную улыбку.

— Есть ли у нас какие-либо варианты, чтобы снизить сумму?

Несколько долгих секунд изображаю глубокую задумчивость, а потом выдаю.

— Ну я же не изверг какой, чтобы мучить уважаемого человека! Вот если бы, к примеру, Ливонское ландмейстерство разрешило купцам моего товарищества беспошлинный проезд в Ревель через земли Ордена и Дерптского епископства, тогда возможно цена могла бы быть другой.

Рыцарь фон Босвейл сразу категорически мотнул головой, но Виттенберг аккуратно придержал того за руку и впился в меня взглядом.

— На сколько?

«Торгаш, есть торгаш!» — Усмехаюсь про себя и бросаю «пробный шар».

— Ну, скажем вдвое!

Почувствовав жилу, ганзеец тут же переходит в атаку.

— Втрое!

С улыбкой отрицательно качаю указательным пальцем.

— Не так! Сначала вы привезете мне согласие ваших хозяев, а потом мы уже обсудим скидку. Без этого наш разговор не имеет смысла.

Часть 2

Глава 6

Подкрутив фитиль лампы, добавляю света и разворачиваю свиток. С первого же взгляда отмечаю. Личная печать Турслана Хаши, но почерк Фарса аль Хорезми. Значит, мысли хозяина излагал на бумаге его верный слуга.

Читаю, но пока ничего интересного. Все, что он мне пишет, я и так знаю. Батый возвращается из похода на Венгрию и собирается основать новую столицу