Кивком подтверждаю Калиде его догадку и добавляю.

— Сделай, как он просит, и похорони батыра достойно.

* * *

Южный склон пологого холма практически голый, лишь кое-где вкрапления березовых рощиц и кустарника. Далеко на запад в низине синеет Москва-река, на восток до горизонта зеленый океан леса.

Луна потянулась к траве, и я отпустил поводья, пусть развлечется. Спешить некуда, уже приехали. Встречать орду будем здесь!

Обвожу взглядом собравшихся вокруг командиров и останавливаюсь на старшем обознике Гонзе.

— Ставь лагерь! Тут будем биться!

Склонив голову, тот сразу начинает действовать. Схема проста и давно мною просчитана. Пять метров на фургон, шесть на взвод алебардщиков. Итого одиннадцать. Одна бригада –это двенадцать фургонов, тогда длинна окружности получается сто тридцать два метра, а радиус двадцать один. На три бригады соответственно радиус будет шестьдесят три метра, и этот нехитрый расчет вбит в голову старшему по обозу.

Центр будущего лагеря указан, и Гонза бойко отмеряет положенные шестьдесят три метра и ставит туда первый фургон. Дальше он действует, руководствуясь уже каким-то своим внутренним видением. У этого мужика в простой суконной рубахе настоящий талант к пространственному ориентированию. Он с одного взгляда на вскидку ставит фургоны так, что на любой местности они встают в практически идеальный круг с равными интервалами между ними. Проверено неоднократно, прям как по циркулю!

По его окрику возчики начинают править к указанным местам, а он идет, словно видит вычерченную линию окружности, и ставит флажки.

— Первый сюда! Второй! Третий…

Спрыгиваю с седла, а вокруг уже все закрутилось по раз и навсегда заведенному порядку. Этот отлаженный человеческий механизм — моя особая гордость. Сколько сил и времени я потратил на это, сколько недовольного ворчания выслушал, но все же своего добился. Бойцы, обозники, расчеты баллист, все работают как часы, слаженно и быстро. Каждый выполняет свою задачу и не мешает другим.

Фургоны встают на указанные места, с грохотом отваливаются внутренние борта, первые четверки стрелков взбегают наверх. Четкие прямоугольники алебардщиков занимают пространство между фургонами, расчеты баллист насыпают барбеты под орудия.

Лошадей отводят из лагеря на противоположный северный склон, а в центре собирают командно-смотровую вышку. У меня должен быть круговой обзор и возможность сразу же среагировать на любой маневр противника.

На вскидку не прошло и получаса, как почти двухтысячная армия закрепилась на вершине холма. Забираюсь на свою командную вышку и осматриваюсь с почти четырехметровой высоты.

Левый фланг занимает московское войско. Полторы сотни дружинников князя Михаила и около трехсот всадников из боярского ополчения Москвы. Справа дворянская конница Якуна и Ярослав со своей дружиной. Этих и того меньше, не более двух с половиной сотен. Оба войска и тверское, и московское начинают с того, что расставляют шатры на северном склоне, будто самое важное сейчас это решить, где они будут спать в эту ночь.

«Будете так воевать, в раю заночуете!» — Злюсь на то, что никто из князей не обеспокоился дозорами.

Противника пока не видно, и спускаясь с вышки, я все еще недовольно бурчу.

— Что сейчас, что через сто пятьдесят лет на Пьяне… Ничему их жизнь не учит!

Да, дальняя разведка выслана и сообщений от нее пока нет, но ведь ее могут обойти! Что будет, если сейчас четыре-пять монгольских сотен вылетят из леса и обрушатся на один из флангов.

«Покосят дураков, как траву!» — В сердцах сплюнув, иду к шатру московского князя.

Михаил Ярославич Московский сейчас старший из князей. Ему всего шестнадцать, но старше его в роду Рюриковичей на этом поле никого нет, потому и главенство над всеми полками его по праву. Я ничего против не имею и стараюсь наперед не лезть. Действую с учетом местных реалий, так сказать. К примеру, это поле для битвы я предложил сначала Ярославу, а уж тот брату. Для старшего Михаила слушать младшего брата хоть и не с руки, но все ж не зазорно. Тем более, что тот на просьбу о помощи откликнулся.

Подхожу к шатру. Московские воеводы и Ярослав со своими ближними боярами уже здесь. Все смотрят на Михаила, а тот, жестикулируя руками, что-то живо рассказывает.

Подхожу ближе и слышу.

— Думаю так! Как татарва поднимется до середины холма, тут мы и ударим! — Михаил глянул на младшего брата. — С двух сторон кованым кулаком сверху вниз. Сметем поганых и погоним, покуда не развеем в пыль!

«Так, так, — замечаю про себя с мрачной иронией, — похоже меня тут слушать не собираются и всерьез никто не воспринимает!»

Все же это не совсем так, потому что Ярослав, покосившись на меня, все же попытался возразить.

— А не маловато нас⁈ — Он с сомнением глянул на брата. — Степняков то, говорят, тыщи три, а у нас конницы и на тысячу не наберется.

Хмыкнув, Михаил покровительственно хлопнул младшего по плечу.

— Не трусь! За нами правда! Отцы и деды наши эту разбойную сволочь били, и мы побьем! — Он горделиво обвел всех взглядом. — Они ж только грабить мастера, да пострелять издаля, а в лобовой сече хлипковаты. Дружным ударом опрокинем, они и побегут, как крысы!

Воеводы вокруг хмурятся, но возразить никто не решается. Тут я вспоминаю, что скоро Михаил получит народное прозвище «Хоробрит», что в нашем времени читалось как храбрый. Теперь же мне кажется, что народ смотрел в самый корень и заложенный смысл надо трактовать скорее, как торопыга.

«Парень он, конечно, отчаянный, — мысленно спорю с самим собой, — только от таких храбрецов одна беда. Неужто никто не вразумит малахольного⁈ Про судьбу деда напомнили бы ему что ли, ведь по такой же дурости голову сложил на Калке».

Вижу, все молчат. Никто не хочет быть обвиненным в трусости. Слова брата задели и Ярослава. Набычившись, тот лишь обидчиво хмурится.

Расклад, предложенный Михаилом, худшее, что может случиться. По моему плану конница должна была ударить в самый последний момент, а потерять ее в первые же минуты боя мне ох как не хочется. Спорить с будущим Хоробритом тоже нет желания, но делать нечего.

Не выходя, подаю голос из задних рядов.

— Я был свидетелем того, как монголы разгромили Юрия Ингваревича Рязанского на реке Воронеж, и как в бою с ними же потерпел поражение под Коломной Великий князь Владимирский Юрий Всеволодович.

Все разом повернулись в мою сторону, и вокруг меня в момент образовалась пустота. Протиснувшись сквозь столпившихся бояр, Михаил подошел ко мне вплотную.

— И что⁈ — Он с вызовом уставился мне в лицо. — Мне дядья не указ! Биться надо было крепче, тогда бы и бежать не пришлось!

«Да уж, хоробрит так хоробрит, — молча злюсь про себя, — хоть кол у него на башке чеши!»

Этот шестнадцатилетний самоуверенный пацан бесит меня до чертиков, но я держу себя в руках и вида не показываю. Голос мой звучит уверенно и спокойно.

— Дело не в храбрости! Обвинить их в трусости я бы не осмелился. — Не отводя глаз, выдерживаю взгляд князя в упор. — Просто монголы умеют нашу русскую храбрость против нас повернуть!

— Как это⁈ — Импульсивно воскликнул Михаил, доказывая, какой он еще в сущности ребенок.

Это любопытство говорит мне, что парень еще не совсем потерян, и я начинаю обстоятельно, на пальцах, объяснять ему азы монгольской тактики.

Часть 2

Глава 8

Осадив коня, Куранбаса наклонился и, не слезая с седла, выкрикнул лишь одно слово.

— Идут!

Сразу же тревожно защемило в душе, и напряжение взвинтило и без того натянутые нервы. Все идет не так как бы мне хотелось. По-хорошему надо было бы выстраивать оборону по-другому. Ставить фургоны по фронту, а не в круг. Конницу убирать за эту линию и выше по холму. Оттуда короткими ударами она сшибала бы попытки противника обойти нас по флангам, а вытянутая оборона растягивала бы силы врага.

Я построил бы войско именно так, если бы я один руководил всем войском, но сейчас моими флангами командуют юные князья, решения и поступки которых я не могу контролировать. Вот вчера, мне кажется, я был очень убедителен, когда на примерах показал Михаилу, как действуют монголы и к чему может привести неразумная храбрость. Юный князь слушал меня очень внимательно, но вот вывод сделал весьма странный.

— Да уж! Не всем небеса даруют победу! — Подытожил Михаил, едва я закончил. А потом, обведя всех присутствующих жестким взглядом, заявил. — Но у нас все получится!