данными им комментариями, которыми своевременно сумели восстановить его против Патриаршей Церкви, чтобы в своих статьях по поводу их обновить в сердцах народа враждебные чувства к последней. Я имею здесь ввиду слово «лояльность». Сколько раз печатно разъяснялся подлинный смысл, вложенный в него самим дателем, митрополитом Сергием, ничего не заключающий в себе, кроме предупредительной заботы от причинения вреда Матери-Церкви; и все-таки это забывается и воскрешается ошибочный смысл его, пугающий простое чувство народа. Не так ли это? И к чему это?

Перепечатывают когда-то сказанные в благожелательном смысле Святейшим Патриархом Варнавою речи к Карловацким учреждениям, как бы подсказывая ему некий долг быть верным сказанному, хотя сами знают, что Патриарх уже узнал Истину в страждущей Русской Церкви и принял от Председателя Патриаршей Церкви митрополита Сергия святую миссию быть посредником в прекращении Карловацкого греховного дела; как будто не знают, что и Патриарху, погруженному в громаду своих церковных дел и не имеющему достаточно времени вдуматься в смуту Русской Церкви, было естественно ошибиться, и что достоинство всякого человека, тем более Первоиерарха Церкви не в том, чтобы оставаться в осознанной ошибке, а в том, чтобы сознавать ее и, восприняв Истину, стать в ней во весь свой рост и всемерно содействовать распространению ее.

Воскресили тридцать лет тому поднесенный студентами Казанской Духовной Академии адрес митрополиту, тогда еще епископу Антонию, отправлявшемуся с академической ректуры на Уфимскую самостоятельную кафедру, воскресили, чтобы польстить маститому старцу иерарху, уже вот-вот готовящемуся предстать с отчетом о жизни Христу, Который есть «Путь, Истина и Живот», и чрез то помешать ему даже мысленно сделать шаг вперед к примирению с Матерью-Церковью и задержать его в церковном расколе. Горе вам, книжникии и фарисеи, лицемеры, что затворяете Царство Небесное человекам»; ибо сами не входите и хотящих войти не допускаете (Мф. 23, 13).

Если эмигрантская народная наша масса верит всему тому, что говорит печать о Матери-Церкви, если она проникается искренно такими убеждениями и думает, что тут Истина, а не там, в Патриаршей Церкви, страдным путем ставшей в ней и своими страданиями укрепляющейся в ней, то мы стоим перед страшным событием – укореняющимся расколом на лицо, с такой же нетерпимостью к Истине, с какой относились к ней расколы первых веков христианства; для изжития каковой болезни, жизни вне спасительной Церкви, требовались целые столетия. Страшно подумать за наших родных русских, рассеянных по белому свету, терпящих нужду, горе, всякие лишения и из-за внушенного им страха не могущих поднять своих глаз на светящийся благодатью, хотя еще и в страдании, лик Матери, Патриаршей Церкви и верящих что закрытием глаз на нее они служат Богу (Ин. 16, 2).

Хочется подыскать основание к надежде, что древняя затяжная история раскола у нас не повторится, что наш раскол не будет долговечен. Есть некоторое различие в самых условиях появления расколов древне-церковных и наших. Там причинами появления их были исключительно церковные события, без прямой примеси политических условий; а у нас наоборот, раскол произошел на национально-политической почве, только лишь закрашенной церковностью. Израненное оскорбленное национально-политическое чувство покинувших родину русских, на чужбине только находивших облегчение ему в одиозных статьях и речах по адресу Советской власти, не захотело помириться с предложением церковному клиру оставить политические выступления, наносившие большой вред там, в России. Патриаршей Церкви, и отдаться церковному воспитанию вверенной ему паствы, отказалось от подчинения Высшей Церковной Власти, впало в противление ей и закончило его расколом. Переменится на родине политическая жизнь, вероятно так думают эмигранты, возвратимся домой и окончится заграничная смута.

Может быть и будет так. А когда будет? Знает это один Бог. Да и жизнь вне церковной благодати идет своим путем. А между тем какая будет духовная цена такого погашения смуты? Войти, незаметно смешаться церковно с теми, кого чуждались, злословили и быть как ни в чем не бывало с ними, которые великим подвигом терпения и смирения охраняли восчувствованное ими единство Церкви, ограждая его подчинением свв. канонам? Примирение с Церковью чрез свободное покаяние, только оно высоко и религиозно ценно; оно очищает сердце, возвышает душу, делает ее достойной войти в сыновном положении в дом Матери и пользоваться в нем в свою меру от обилия благодати, воспринятой от Христа чрез страдания, уничижение чрез путь, которым и Сам Он, Глава ее, вошел в подобающую Ему вечную славу.

Если такое примирение по своей высоте теперь еще затруднительно, хотя, конечно, и возможно, то полезно приближать себя к нему осознанием вреда, пагубности церковного раскола с бытовой, национальной, если угодно, даже политической стороны. Жизнь России, русского народа создается там, на родине, совершенно обособленной от остального мира, от всякого влияния его. Русский народ в своей насильственной изоляции, под сильной энергией советской власти, вынуждается сосредоточиться только на самом себе, на своих национальных силах, найти их в себе, восчувствовать, осознать их. Этому, несомненно, всею своей мощью содействовала советская власть. Она перевернула всю жизнь и общественную и частную семейную, не говоря о политической. Пусть многое из проводимого в жизнь ею чувствуется там, как принудительное, навязанное под страхом ответственности, едва терпимое до времени, когда представится первая возможность с радостью сбросить с себя; но бесспорно и то, что столь же многое там принято свободно, усвоено, сделалось своим, народным. За шестнадцать лет Советы успели в воздействии на хотя бы в известной мере перемену воззрений во всех областях русской жизни; новые воззрения создали новые понятия, в некотором роде новый язык, пусть для заграницы отвратный, но там уже свой; заложены новые жизненные устои, на них создается новый быт; там, заграницей, на родине уже как бы другой свет, другая жизнь, правда, теперь горькая, полная всякого изнурения, но все же в своих началах чуждая всему остальному миру, непонятная для него, и не только для него, но и для русской эмиграции. Не даром, те, которым удалось отсюда побывать в России, среди новых условий жизни, чувствовали себя как бы чужими.

С другой стороны русская эмиграция, волею Божией рассеянная по всему миру, унеся с собой русский быт, русскую культуру, теперь уже стоит перед грозной опасностью, под воздействием сильных, окружающих ее разнообразных условий, приютивших их у себя народов, если еще пока не совсем потерять свое национальное, русскость, то в разной степени, б.м. до неузнаваемости ослабить ее, внеся в нее чуждородное ей. Искусственные меры, вроде дня «Русской культуры», для охранения своих русских, бытовых начал, уже сами по себе подтверждают всю горечь правды сказанного.

А за этим постепенно входит разобщенность в духе. Последнюю особенно питает и