русские фамилии. И эта мимикрическая чехарда явила множество казусов и нелепостей. Был такой генерал-губернатор Санкт-Петербурга А. Д. Зиновьев (изображён И. Репиным на картине «Заседание Государственного Совета», есть очень достойный в профессиональном отношении подготовительный портрет), прекрасно! Аппельбаум становится Зиновьевым. Кстати эта рокировка — двойная удача, потому что вслед за фамилией к Аппельбауму перешёл и пост первого лица в Петрограде. Правда по воспоминаниям современников это был толстый и неопрятный, очень неприятный в общении человек. То есть совсем не тот губернатор, но фамилия то Зиновьев! Вот, и поди тут, разберись. На этом то как раз всё и строилось. Чтобы не разобраться было. Так и Розенфельд превратился в Каменева. Тут тебе металл и камень, сталь и гранит — понятно, что с этими большевиками шутки плохи.

Об одном, почти анекдотическом случае, произошедшим с ним в начале 50‑х., вспоминает Э. Рязанов, ставший почти культовым режиссёром после фильма «С лёгким паром». Его фильм о том, как Ельцин с семьёй кушает котлетки, примостившись за крохотным столиком на кухне своей малогабаритной квартирки, практически забыт, а зря. Конечно фильм этот по классу уступает «Вокзалу на двоих», но по драматизму даже и превосходит. Когда смотришь, как недоедающий претендент на пост президента (дела, государственные заботы, перебои со снабжением, да мало ли ещё чего!) кладёт в рот тощенькую котлетку, слёзы наворачиваются на глаза.

Итак, в институте на экзамене по Марксизму-Ленинизму преподаватель вдруг зловещим голосом спрашивает его: «А вы случайно не родственник того Рязанова?». Тот Рязанов (настоящая фамилия Гольденфарб) был большевиком, репрессированным ещё в 30‑х годах. Этот Рязанов, уже откуда-то узнавший, кем был тот Рязанов, похолодел от ужаса и стал лепетать, что он никакого отношения к нему не имеет, и вообще у него никаких родственников нет (всё это он артистично и в лицах рассказывал на своей встрече со зрителями). Преподаватель, вполне насладившись его испугом, и даже поставив приличную оценку, в конце концов его отпустил. Весь юмор ситуации в том, что Рязанов — это тоже не настоящая фамилия рассказчика. Он тоже сменил свою фамилию, чтобы избежать проблем на жизненном пути. Но, как выяснилось, не совсем удачно.

Одним испугом не удалось отделаться Троцким. Это старый дворянский род, но Бронштейн не спрашивал у них разрешения, когда присвоил их фамилию. В результате жизнь для них на долгое время превратилась в кошмар, потому, что они постоянно слышали один и тот же вопрос: «А тот Троцкий — это ваш родственник?». Для старинного рода их фамилия — даже не просто символ, а эквивалент их достоинства. Грибоедов для нас не тот, чей предок питал слабость к грибам, а «Горе от ума», прекрасные фортепианные миниатюры, блистательный дипломат и героическая гибель на своём посту. И вот, оказывается, невесть откуда, как чёрт из коробки, может появиться вертлявый и крикливый субъект, и прощай твоё достоинство. Вся верхушка большевиков сменила свои фамилии не из соображений конспирации, а потому, что они были самозванцами. Так же Гришка Отрепьев во время смуты 17 века стал царевичем Дмитрием. Утешением нам может послужить то, что на все славные русские фамилии революционеров не хватило.

Невольно вспоминается история, связанная с именем великого русского художника Ивана Билибина. Он создал свой стиль иллюстраций русских сказок, столь же неповторимый, как музыка Мусоргского и пение Шаляпина. Это одно из высших достижений русского искусства. После эмиграции Билибин волею судеб попал сначала в Египет, потом во Францию. Там издатель предложил ему сменить непривычно звучавшую для французского уха фамилию, и взять псевдоним Билибон. На что ответом было: «Есть старая грязная тряпка, и называется она — ЗНАМЯ. За него сражаются и умирают. Моё имя — моё знамя». Епископ Лука (В. Ф. Войно-Ясенецкий) не соглашался на печатание своей книги «Гнойная хирургия» без указания в скобках сана. И вот прямо противоположный этому пример, как бы точнее выразиться, партийно-беловежской гибкости. Б. Ельцин взорвал в Свердловске дом Ипатьева, в подвале которого была расстреляна царская семья (до него первые секретари обкома партии как то не додумались до этого идеологически очевидного решения). Прошло несколько лет, и вот он уже крестится на Пасху в кафедральном соборе.

Примечательно, что в то идеологически правильное время, автор, будучи в командировке в Свердловске, попал в весьма неприятную ситуацию. При попытке купить бутылку молока, продавщица осыпала его насмешками, услышав которые из недр магазина появились ещё две работницы, похабные улыбки которых свидетельствовали о том удовольствии, которое они испытывали от этой сцены. Возбудила этот шум то ли наглость, то ли крайняя наивность покупателя, почему то решившего, что он кормящая мать. Оказалось, что молоко в Свердловске продавалось по талонам только кормящим матерям (возможно, ещё и беременным). А тут мужик с эдакой наивной рожей!

Поражает инфантильное и совершенно бесстыжее желание везде запихать свои фамилии. Вскоре после переворота исчезли названия Царское Село, Петергоф, Невский проспект, вместо них появились Троцк, Урицк, Свердловск, позже Ленинград. Все кондитерские, трикотажные, чулочные фабрики получили имена «революционеров»: Крупской, Бабаева, Слуцкой, и т. д. Появились Кировский театр, Кировский завод. Рекордсменом в переименовании стала партийная кличка Ульянова. А апогеем этой вакханалии переименований и наименований является надпись, которая красуется в переходе со станции «Гостиный двор» на станцию «Невский проспект» петербургского метро: «Ленинградский ордена Ленина метрополитен имени В. И. Ленина». Сегодня это единственное оставшееся в мире место, где ленинизм полностью победил. Победил что? Здравый смысл.

Реликты многочисленных побед над здравым смыслом попадаются и тут и там. Музей западноевропейского изобразительного искусства носит имя А. С. Пушкина. Какое отношение имел Пушкин к этому музею, или хотя бы к живописи, тем более западноевропейской? Кажется, он писал стихи. Понятно, что имя это музей получил во время вакханалии переименований, и ещё скажите спасибо, что не Ленина. Или что Эрмитажу из соображений симметрии не дали имя Лермонтова. Дворцовой площади, на которой он расположен, повезло меньше, она стала площадью Урицкого, а колонна, что стоит на ней, хотя, возможно, память мне изменяет, имени Троцкого, арка главного штаба имени Зиновьева, Адмиралтейство имени Розалии Залкинд. Это страшное существо прочно связала своё имя, точнее заменившее его партийную кликуху Землячка, с морем: ей принадлежит идея топить в трюмах барж офицеров, оставшихся в Крыму после ухода Врангеля. И Адмиралтейство, построенное ещё в 1823 году А. Д. Захаровым и будучи столько лет безымянным, буквально умоляло, чтобы ему дали наконец имя настоящего большевика-моряка, а Залкинд в этом случае, конечно, наилучшая кандидатура. Но дали, или нет, автор уже не помнит. Всё-таки должны были дать, ведь три проспекта, упирающиеся в него, получили