— Что же вы такая раздражительная? — поинтересовалась она у нее самым светским тоном. — Ведь так вас и замуж никто не возьмет.

И с достоинством, неторопливо тронулась с места, оставив за спиной обалдевшую — с открытым ртом — старушку. Цокая каблуками, Надежда прошествовала в глубь коридора по направлению к третьему боксу, куда поместили несчастную Алину Сохову.

У нее был Абдулов. Девушка лежала на больничной койке бледная, осунувшаяся, кожа на лице бесцветная, почти прозрачная, под глазами — синие круги. Телезвезда сидел рядом и держал ее за похудевшую руку, гладил и говорил, по всей видимости, что-то ласковое. Алине по ее виду все было безразлично.

Бокс был небольшой, но светлый и благоустроенный — маленький телевизор, маленький холодильник, кругом милые вещицы, которые успел приволочь сюда заботливый Абдулов, — чайные чашки и заварочный чайник, высокие стаканы для сока, талисманчики, мягкие игрушки, цветы в вазах на тумбочке и подоконнике. За окном шумели липы, через форточку доносился аромат их цветения.

— Да мне толком и сказать вам нечего, — слабым голосом проговорила Алина. — Я вышла из супермаркета, перед входом был круговорот, я начала пробираться к стоянке, потом… У меня было ощущение, что меня сзади просто очень сильно толкнули. Я и боли никакой не помню… Вдруг перед глазами все завертелось, земля приблизилась и оказалась почему-то над головой. Тело перестало слушаться, странно, по-дурацки завалилось на один бок… Я лежала — это было почему-то приятно, покойно. Какое-то время я еще видела чьи-то ноги, бортик тротуара, верхушки домов напротив, свою руку в крови. Забавно… «Чья это кровь? Откуда?» — думала я. Вот и все. Я не видела, кто это сделал.

— Ничего, — успокоила ее Надежда. — Перед супермаркетом установлена видеокамера. Кстати, интересно, почему преступник не учел или игнорировал это обстоятельство? Почему так рисковал?

Алина, лежа, пожала было плечами, но тут же сморщилась от боли, застыла и, опустив медленно плечи, осторожно перевела дух.

— Понятию не имею… — тихо и судорожно, прислушиваясь к своей боли, сказала она. — Я его — того, кто это сделал, — вообще не представляю… Я не могу представить… себе его мотивов.

— Но все происходит через короткое время после смерти Олега Лосского. Вы не видите здесь связи?

— При чем тут Олег? — слабо покачала головой больная. — Не вижу никакой связи.

— Дорогая моя. — Слова Надежды звучали не очень любезно. — То, что с вами произошло, называется покушение на убийство. Просто так такие вещи не происходят, должна быть причина…

— Не знаю, не знаю, — начала раздражаться Алина. — Я в толк не возьму, зачем меня кому-то убивать.

— И никаких догадок?

— Ни одной.

— А почему он вас не добил?

Абдулов, и так проявлявший беспокойство, пока Надежда беседовала с Алиной, вскочил с места как ошпаренный.

— Ну, вы и вопросики задаете! Вы в своем уме? Как вы можете? Имейте хоть толику такта! Вас что, совсем не учат психологии в ваших милицейских колледжах? Человек чуть не погиб… А вас интересует, почему его не добили. Алина — не «пес войны» какой-нибудь, который может рассуждать о таких вещах бесстрастно и профессионально. Она — хрупкая девушка, она до сих пор в шоке, она и так еле жива после всего. Что она должна чувствовать после таких вопросов? Кто так потерпевших допрашивает? Да вы элементарно непригодны! Я буду иметь разговор на эту тему с вашим начальством — сегодня же позвоню начальнику ГУВД!

Пока Абдулов бушевал, Надежда хранила молчание. Потом, когда он притомился, подала голос:

— Я имела в виду — может быть, преступник не хотел вас убивать, а просто решил попугать? За что вы получили пулю навылет? Вам кто-то угрожал?

И снова ответила не Алина, а Абдулов:

— Что мы будем гадать на кофейной гуще? Попугать… Убивать… Ничего себе «попугать»! Это какую же надо иметь верную руку, чтобы так «пугать»! Один сантиметр влево или вправо, и этот негодяй мог попасть и в почки, и в печень, и в сердце… Это просто везение, счастливый случай! Никто ей не угрожал. Алина же сказала вам, что понятия не имеет, в чем здесь дело. Ваша задача — ее защитить и ей помочь, а не мучить раненую девушку своими идиотскими вопросами, ответ на которые она знать не может.

Алина молчала и, кажется, не возражала, чтобы Абдулов ораторствовал от ее имени.

Как только Надежда ступила за порог, предварительно вежливо попрощавшись и желая Алине поскорее выздороветь, Абдулов выхватил свой мобильник из внутреннего кармана пиджака.

— Антон Сергеич! — еле сдерживаясь, начал он разговор с Костовым. — Я вынужден вас просить, чтобы вы больше никогда не присылали к нам — ко мне и Алине — эту особу, вашу напарницу. Она разговаривает в совершенно непозволительном тоне. Она спросила у Алины, почему убийца ее не добил. По-вашему, это нормально? Это те вопросы, которые следует задавать раненым перепуганным насмерть девушкам?

Костов на другом конце провода лишь глубоко вздохнул.

Через полчаса в его кабинет ворвалась Надежда.

— Шеф! — заорала она с порога. — Я поговорила с Соховой и знаете что выяснила?

Костов открыл было рот, чтобы оборвать подчиненную и сделать ей внушение за жалобу Абдулова, но не успел. Надежда энергично продолжила:

— Я выяснила, что Абдулов очень сильно нервничает из-за этой истории, и мне это не нравится. Он СМЕРТЕЛЬНО нервничает — это странно и ненормально. Шеф, они продолжают врать. Это же очевидно! Сохова, которую чуть не замочили, ничего не видела, ничего не слышала, ничего не заметила. Почему они темнят? Зачем? Это неспроста.

— Ну, он перепугался за возлюбленную. Это так естественно, — возразил Костов.

— Да, и это тоже, — согласилась Надежда. — Но ему вообще в лом расспросы о Лосском и случае с Алиной. А она? Как можно не видеть, не слышать и даже не догадываться, кто в тебя стрелял?

— Можно, — обронил задумчиво Костов. — А скажите, коллега, почему вы склонны, — Надежда поморщилась — Костов иногда специально, чтобы ее понервировать, выражался изысканно, — связывать убийство Лосского с покушением на Сохову? У нас нет для этого никаких оснований. Это вполне может быть какой-нибудь неуравновешенный телезритель — поклонник Соховой или приревновавший ее к Абдулову знакомец — бывший зэк. Помните, она рассказывала, есть у нее такой. Она чуть не заказала ему Лосского, когда они как-то вдрызг разругались. Наконец, это может быть месть за ее репортажи в «Вызове времени» — вы видели, к примеру, ее сюжет о Шереметьеве? Я допускаю, что постановка вопроса в этом репортаже могла кому-то сильно не понравиться…

— А как же не связывать? Мы как в трех соснах вертимся в кругу одних и тех же подозреваемых — Абдулов, Сохова. Что в первом случае (убийство Лосского), что во втором (покушение на Сохову). Теперь еще только трупа Абдулова не хватает для полной картины — вот будет черный юмор! И как же не связывать? Что-то не верится в психопата-зрителя… И месть за сюжет — это характерный сюжет начала — середины 90-х. Дима Холодов… С тех пор ворюги просекли, что журналистов убивать — это глупо, по-зверски и непродуктивно. Сейчас используют другие средства — перекупка, черный пиар, компрометация. Вот хотя бы перекупить у нас с вами ту пленочку, на которой запечатлен перетрах Абдулова и Соховой, и показать на конкурирующем канале. Чем плохо? Или выкатить контррепортаж о тесных связях «сладкой парочки» с олигархом Огульновским — о том, как они у него, скажем, на даче получают инструкции и социальный заказ «мочить» Бреуса или хуже того — президента?