«Жаль, что нельзя перевести деньги на счет — сегодня все передвижения крупных сумм контролируются банком и финансовой разведкой. Да и кретины побоятся «засвечиваться» в банке с такими деньгами. И обналичить их будет трудно — недоноски устроят засаду прямо «у раздачи». Все-таки для наших, для криминальных дел (она довольно улыбнулась) по-прежнему лучше нала-налика ничего не придумаешь… И налоговые службы никогда не узнают, что денежки давно поменяли хозяина. И никаких 13 процентов для убогоньких! Не дождетесь. С какой стати? Надо придумать способ передачи… В ячейке камеры хранения? В дупле дуба, как Дубровский? Не то, не то. Ясно, что они установят слежку и за камерой хранения, и за «дуплом». Требуется нечто остроумное, неожиданное. Ни посредников, ни помощников привлекать нельзя — это след… Надеяться только на себя, как всегда, как всю жизнь. Надо как-то опрокинуть их расчеты. Скажем, назначить передачу в очень людном месте, чтобы в суматохе они так и не поняли, кто у них взял деньги. В метро или на вокзале. Метро отпадает сразу — менты там кишмя кишат. И раньше там во все глаза смотрели, а в связи с угрозой терроризма вообще стало невозможно. И в многолюдном месте они бабки из рук не выпустят, они идиоты, но не до такой же степени… Так что и вокзал не подойдет. Надо, чтобы место казалось совершенно безопасным, чтобы все там было на виду, все просматривалось. Если у них возникнет хоть малейшее сомнение, они деньги не оставят. Не то, не то. Плохо тебе сегодня думается, радость моя. А надо что-то изобрести экстраординарное — не следует недооценивать тупоголовых. Они, конечно, тупые, и ломать голову ради них, может быть, и не имело бы смысла, но по технологии нашего вымогательского дела лучше перестраховаться. Многолюдное место, безлюдное место… Нужно, чтобы оно было и такое и такое одновременно. Чушь? Нет, не чушь… А что, если в том недостроенном доме? Назначу им передачу денег на первом этаже — пусть положат пакет в мешок со строительным мусором. Они, разумеется, место проверят перед тем, как делать закладку. Место подозрений не вызовет, пусть хоть трое суток за домом наблюдают — долгострой и долгострой, кругом пустырь. Но только «умники» не знают, что в субботу там назначено собрание владельцев строящихся квартир. В час я назначаю передачу, а в пять минут второго туда заваливается толпа из ста человек! Заполняет холл первого этажа и… Денежки испарились, а куда — неизвестно».

Довольная тем, что вчерне сформулировала искомое решение задачки — осталось доработать детали, она осушила бокал за удачу. Поежилась — сама не заметила, как замерзла. Бог ты мой, она так увлеклась своими мыслями, что до сих пор сидит, замотанная в банное полотенце, мокрые волосы висят сосульками. Она встала, скинула полотенце и снова отправилась в ванную — втирать в тело смягчающее молочко, сушить волосы, приводить в порядок ногти. На полпути остановилась, вернулась и забрала с собой бокал вина, снова наполненный до краев.

«Я обязательно придумаю, как этих убогоньких обвести вокруг пальца. Можете не сомневаться, господа…» — легко, без напряжения думала она, сосредоточенно и старательно умащивая лицо шестисотрублевым кремом.

«Жигули»-«десятка» справа, резко затормозив, возмущенно загудело. «Чайник» в отечественной тачке с девкой аж подпрыгнули на сиденьях и чуть не ткнулись носами в лобовое стекло, когда Яшкин на своем серебристом «Мерседесе» внезапно, с размаху вклинился в крайний правый ряд. Длинный ряд машин перед светофором двигался еле-еле, в час по чайной ложке, все нервничали. Моторы надсадно выли, время от времени звук толчками нарастал, как будто машинам не терпелось рвануть вперед и они вот-вот выйдут из повиновения автомобилистов. На самом деле не терпелось водителям, это они «горячили коней», действуя друг другу на нервы. «Пошел ты!» — пробормотал Яшкин, оглянувшись на пассажирку «Жигулей». И тут же пожалел, что отвлекся — смотреть не на что. «Синий чулок», феминистка неухоженная, рабочая косточка, «трудящ-щ-щ-щая» — никакой косметики, волосы не уложены. Типичный участковый терапевт — небось целый день пенсионерам рецепты выписывает за три тысячи рэ в месяц. Или училка — весь день дебилам правило буравчика в мозги ввинчивает за ту же зарплату…

Он обеими руками выкрутил руль и поддал газу. «Десятка» хоть и возмущалась, но терпеливо стояла, ждала, когда он впишется в ряд. «Куда ты денешься, козел? Тебе же свою рухлядь до судорог жалко — когда еще на новую скопишь из зарплаты честного среднего научного сотрудника! А мне мою не жалко. Разобью, брошу и новую куплю хоть завтра». Он с презрением скосил глаза на «чайника» и едва удержался, чтобы не сплюнуть под ноги. Не здесь же, не в машине! Он сплюнул через приспущенное стекло левой дверцы. «Чайник» вряд ли это увидел и вряд ли понял, что плевок — на его счет. Не это важно. Самовыражение важнее. И самоуважение.

Он не выносил медленной езды по правилам — лучше уж держать в кармане пиджака сотню баксов для инспектора, чем позволять всякому «Москвичу» на тебя бибикать, чем терпеливо плестись за какой-нибудь заржавленной «копейкой» со скоростью шестьдесят километров, глотать ее вонючий черный выхлоп и еще огнями сигнализировать этой жертве социализма — мол, позвольте вас обогнать! Он так и делал — держал сотню в кармане, выхватывал ее оттуда при малейшем намеке на осложнения с гаишниками, и всегда срабатывало, практически без осечек. Уже несколько лет Яшкин гонял как хотел — две свои машины вдребезги разбил, одну чужую, поверг на землю один придорожный столб, лечил два месяца перелом плеча. И ничего, обошлось — тому «чайнику» из разбитой машины пятьсот баксов в зубы, инспекторам по сотне, врачам по полтиннику. И все тип-топ! Тот-то, получив пятьсот, пытался было взбрыкнуть — мол, разве на пятьсот машину отремонтируешь, такие повреждения, ахах… Нацмен картавый. Но Яшкин подошел, незаметно сунул ему кулак в бок и шепнул на ушко: «Проваливай, пока цел, м…к! А то должен мне останешься так, что за всю жизнь не успеешь расплатиться». Утих. Всем бы только урвать с него, всем бы что-то поиметь. Видят — мужик солидный, авторитетный, при бабках. Значит, давай дои! Как же… Не на того напали.

Вот и комендантша в новом доме, где он приобрел квартиру — двухъярусную — на последних этажах, все пристает: поставьте да поставьте заглушки на канализационные трубы, соседи жалуются, к ним в отремонтированные квартиры сточные воды текут от вас по стояку… «Неужели вам пару десяток жаль на эти заглушки? Или хотя бы унитазик какой-нибудь, хоть старенький временно приспособьте. У вас там вообще в квартире — как приют для бомжей». Квартиры продают без отделки, не жилье, а одна коробка бетонная соответствующего метража. Конечно, рабочие загадили помещение. Он их нанял, они к делу приступили, а потом ему не до того стало, перестал им платить, они и сдернули оттуда, оставив все как было. И радиаторы итальянские, уже вмонтированные, с собой унесли, вырвали из стены — и ку-ку! А может, и не они — дверь входную железную он не успел поставить, кто угодно мог зайти и сковырнуть иностранный товар… Ну, как ты думаешь, стерва тонкоголосая, если я даже про спертые радиаторы не вспомнил, не пожалел, неужели мне до страданий этих соседей? Там в квартире на полу валяются рваные матрасы, банки из-под краски, картон, мешки из-под смеси, какой-то бидон, рванье по углам, куски пенопласта и поролона, рамы, выдранные из оконных проемов, — он собирался ставить стеклопакеты… Чего же ты, коза, никак не врубишься, что не до того мне сейчас! У меня дело с закупкой американских окорочков выгорает, в министерстве шустрю, ветеринаров с утра до вечера подмазываю, таможню. А она: «Жалко пару десяток…» Да я, если захочу, еще и соседние двухэтажки скуплю и устрою у вас на крыше собственный пентхаус! Нет, все мозги проела — купите да купите. Все звонила по мобильнику, нудила. Зачем он только ей номер дал? Совсем не для того дал. Дал ей, как культурной, чтобы звонила в случае какого-нибудь форсмажора. Вот, когда ставили домофон, она связалась, интересовалась: какой аппарат желаете поставить — за пятьсот или за шестьсот? Вот это разговор, это дело! А тут — заглушки на канализацию… Яшкин с ней даже разговаривать перестал — отключался, как только слышал опять про канализацию эту долбаную: «Вот, Вячеслав Алексеевич, ваши соседи здесь рядом со мной стоят…» Отключался и больше не отзывался на звонки. Продаст он к черту эту квартиру! В печенках комендантша сидит со своими «соседями».