ними обговорено? Помимо Витовта, ему нужны были чей-нибудь совет и помощь, а он их тщетно искал в своём окружении.

Ехать самому в Краков, чтобы исполнить приговор, он не мог. Слишком хорошо знал самого себя. Нужно ли было кого-нибудь спешно отправить с приказом заключить под стражу двух женщин и отправить их Витовту, а значит, открыть всё это дело, когда Ягайлло хотел прикрыть тайной? Кому?

Весь день они шептались с Витовтом, а король несказанно мучился.

Одну трудность прибавляло то обстоятельство, что королева, согласно давнему уговору, собираясь встретиться с Ягайллой на Руси, должна была быть со своим двором где-то в дороге. Король не хотел ехать в Краков, который ему опротивел. Лето и осень планировал провести в лесах около Премышля, а на зиму, как обычно, направиться в Литву.

После целой ночи бессонных раздумий Ягайлло встал ещё меньше, чем вчера, уверенный, как ему поступить. Упрямый Витовт уже видел в этом колебании зародыш смягчения, которого не хотел допустить.

Когда они вдвоём вышли беседовать возле деревьев, Ягайлло почти с плачем требовал отложить всё дело, Витовт яростно на него напал с упрёками, что он сам себя не уважает.

Против таких нападок у Ягайллы не было сил сопротивляться.

– Я всё беру на себя, – крикнул великий князь, – ты безвластный и лишённый воли, ты обещаешь, ничего не сделаешь. Королева должна быть на пути к Пшемыслю, я вышлю своих людей с твоим приказом, чтобы привезли Щуковских, а каморников в соответствии с именами и фамилиями приказали заключить под стражу.

Ягайлло хотел возразить, Витовт не позволил ему говорить.

– Я по крайней мере уверен в молчании своих людей, потому что они знают, что рискуют головой, если посмеют меня предать, а ты на своих рассчитывать не можешь.

Ягайлло с трудом добился того, что королеву не посмеют тронуть и заберут с собой только двух обвинённых женщин, потому что, если кто-нибудь другой, кроме короля, покусился бы на польскую шляхту, её защищали бы все роды, пока вина не была бы доказана.

Хотя Витовт смеялся над всеми правовыми ограничениями, пренебрегая ими, должен был согласиться, чтобы приказ заключить под стражу каморников исполнили городские власти.

Чуть только это было согласовано и Ягайлло позволил, а Витовт хотел уже своим людям выдать приказы, когда король заколебался снова.

Между братьями произошла серьёзная стычка. Витовт хотел, чтобы его люди, которые поедут за Щуковскими, завезли королеве приказ вернуться в Краков. Он не хотел, чтобы Ягайлло с ней виделся, боялся этого… Он снова сопротивлялся, едва согласившись на то, чтобы королева задержалась там, где её найдут посланцы, до дальнейших приказов.

Князь метался и ругался.

– Значит, ты всё ещё заблуждаешься той надеждой, что она окажется невинной. А я скажу тебе, что уверен в своём, что уже только для формы возьмём баб на пытки… потому что я знаю, это правда.

Ягайлло не дал убедить себя и не уступил, дойдя до последнего рубежа; дальше не разрешал себя толкать. Хотел иметь хотя бы тень надежды…

Оставшиеся дни, проведённые в Городле, прошли у Витовта на всё более бурных сценах между ним и королём. Князь, опасаясь, как бы из его рук не ускользнула добыча, нападал на Ягайллу, издевался и раздражал его. Тот, обычно послушный, в конце концов стал упрекать. Только при прощании они слегка смягчились, а Витовт дал слово, что будет действовать согласно воле короля.

После отъезда князя грустный и удручённый король остался ещё в Городле, нуждаясь в одиночестве и отдыхе, но эта чудесная весна, которой он так радовался и насыщался несколько дней назад, ныне потеряла для него всё очарование. Птичьих песен не слышал, потому что в его ушах звучало предательство, ничего не видел перед собой, кроме образа этой жены, которую любил… неверной и неблагодарной.

Ловчий хотел проводить короля на глухарей и тетеревов, которых тот давно любил слушать. Ягайлло отказался. Это было очень плохим знаком… все каморники погрустнели. Он сидел молча по целым дням, неимоверно много пил воды и говорил сам с собой.

Перед чужими он не мог и не любил всё разбалтывать, избегал их, но с друзьями, которым верил, он с радостью советовался даже в очень важных делах и жаловался им.

Так на другой день вечером, когда пришёл капеллан Николай напомнить королю, всегда соблюдающему пост, о постных днях, он поведал ему всё, что лежало на сердце.

– Его нужно пожертвовать Богу, – ответил капеллан.

Это свойственно всем ослабевшим людям, которые, сами не в силах справиться с бременем; они с радостью деляться им с другими. Ягайлло не сдерживался, будучи уверенным в характере капеллана, знал, что тайна будет сохранена, и жаловался ксендзу Николаю на свою долю.

При первом упоминании о том, что сюда привело Витов-та и какое обвинение лежит на королеве, капеллан, заломив руки, начал заклинать короля, чтобы излишней поспешностью, повиновением жестокому князю не совершил несправедливости.

– Милостивый король, – воскликнул он, – самая бедная женщина, хотя бы жена кмета, если бы её обвинили, имеет право требовать доказательств. Что говорить, когда речь идёт о королеве, о матери твоего преемника? О женщине, вознесённой на трон?

Испуганные женщины, когда им несправедливо пригрозят пытками, неосторожными словами могут кинуть на неё подозрение. Будет страшное несчастье, взывающее к Богу о мести.

Тогда король признался в том, какие уже были выданы приказы, с которыми Витовт хотел отправить своих урядников. Капеллан начал настаивать, чтобы король отправил от себя кого-нибудь из доверенных, который опередил бы Витовта, если можно, и бдил, чтобы не схватили королеву.

Убедительные слова ксендза Николая тронули короля, обеспокоили его, он испугался, пожалел о поспешности. Но отступить, предотвратить казалось слишком поздно, а разглашать преждевременно боялся. Он хотел доверять Витовту и верить, то гневался на него.

К счастью, в королевской свите находился очень серьёзный мужчина, которому Ягайлло за долгие годы научился доверять как верному уряднику и слуге. Был им Збигнев из Бжезия, уже использовавшийся для многих услуг, посольств и важнейших дел, всегда в них удачливый, а своей должностью и значением в государстве занимающий положение, которое ему в любом случае позволяло выступить энергично.

Его одного можно было отправить к королеве и следить, чтобы не совершили того, что позже нельзя было исправить.

Ягайлло должен был довериться. Никто лучше Збигнева из Бжезия, который по должности стоял при короле, не знал его характера, слабых сторон и хороших. Приезд Витовта, тайные разговоры, перемена в настроении Ягайллы, который впал в грусть и задумчивость, уже натолкнули маршал-ка на мысль, что из Литвы пришло что-нибудь неприятное.