не знала, что ее как-то используют для сельского хозяйства. Потом или поля закончились, или дорога свернула, но вместо деревьев за окном потянулись рельсы, пару раз мимо нас бесшумно промелькнули зеленые электрички. А потом дорога снова свернула и мы остановились на переезде.

— И что это за станция?

— Какой-то километр, не знаю. Это не станция даже, платформа.

— А они чем-то отличаются?

— Насколько я знаю, станция — это когда вокруг населенный пункт. А платформа — когда в голом поле или лесу, а деревня или поселок расположены дальше.

— А почему так странно?

— Наверное, чтобы железная дорога шла прямо и не сворачивала, это же неудобно.

Я покивала, но после переезда начала гораздо внимательнее смотреть по сторонам и запоминать маршрут. Почему-то я не могла отделаться от ощущения, что возвращаться мы с Метелью будем своим ходом, без Матвея. И я привыкла доверять таким ощущениям.

Мы свернули с дороги на проселочную, с разбитым — в трещинах и ямах — покрытием. Мне сама собой вспомнилась сказка про Астру, как вез ее сосед в «хорошую семью» к цветочному народу… Я, правда, куда более в выгодном положении — и ногами ходить умею, и защитить меня, в случае чего, есть кому. А если разбираться, так вообще сказка наоборот получается… Впрочем, нет. Нечего слагать сказки про охотников.

Неожиданно машина притормозила, свернула с дороги и остановилась на небольшой полянке возле дороги.

— Приехали, — объявил Матвей с таким видом, словно собирался подарить мне всю планету. И парочку лун впридачу.

Мы с Метелью вышли. Она подняла голову, втянула воздух, с недоумением посмотрела на меня и прижалась к ногам. Ей было страшно. Какая же я глупая эгоистка! С незнакомым человеком, в машине, в лес. Учитывая, что в последний раз ее поездка в лес едва не закончилась для нее самым печальным образом, вряд ли ее порадует прогулка… Думать нужно было о собаке, а не только о себе! Я разозлилась.

Первые полчаса мы просто куда-то шли, Метель буквально путалась под ногами, но у меня не хватало силы воли прикрикнуть на нее и заставить идти нормально. Я уже подумывала было взять ее на руки, когда Матвей остановился на холмике, обернулся и объявил, что мы пришли.

Мы оказались у лесной реки — небольшой, но неожиданно чистой. Берег был крутым и песчаным, спускаться здесь было бы неудобно. Но даже стоя над рекой, я видела неровное дно под черной прозрачной водой, первых водяных насекомых, пробегающих по кромке воды у берега и маленькие отверстия норок у противоположного берега.

Сама поляна была идеально полукруглой, очерченная кустами можжевельника, толстыми стволами сосен и высокой сухой прошлогодней травой. На том берегу деревья вплотную подступали к обрыву, держась за него скрюченными пальцами корней. Идеальное место для отдыха. Здесь никто к нам не подойдет незамеченным. Странно только, что эту поляну отыскала не я, а обычный человек, пусть даже и охотник.

Мы сидели на берегу, лицом к реке. Каждый устроился так, как ему удобнее. Я — прямо на земле, вдыхая запах сухой хвои, влажной реки, молодой травы и старых деревьев. Метель — справа от меня, привалившись ко мне теплым мягким боком, полузакрыв глаза. Она явно была не прочь задремать, но не чувствовала себя в безопасности. Справа сидел Матвей, на прихваченном из машины пледе. Я отказалась садиться на плед — это было бы слишком близко и слишком однозначно.

— Спасибо тебе, — вдруг сказал Матвей. — За то, что ты сделала.

Я кивнула.

— Да, это было непросто.

— Я догадываюсь, — голос Матвея звучал растеряно.

— Ни о чем ты не догадываешься, — я повернулась и внимательно посмотрела на него. Темные большие глаза, темные волосы, бледная ровная кожа… Наверное, он считается здесь красивым. И наверное ему будет странно услышать то, что он сейчас услышит. А если не странно и он не удивится, что ж, я еще раз попробую убежать. — Мне нужно с тобой серьезно поговорить. Ты можешь ответить мне на несколько вопросов? Только честно?

Он кивнул несколько раз. Удивленно, встревожено и обрадовано одновременно.

— Скажи, кто твои родители? По профессии, я имею в виду.

— Отец юрист, а мама врач.

— Врач? — я не верила своим ушам. — Неужели в самом деле врач?

— А что тебя так удивляет? Да, врач. Стоматолог. — он ослепительно улыбнулся, словно демонстрируя великолепную мамину работу. — Говорят, хороший.

— А бабушки и дедушки? Ты их знаешь? Кем они работали?

Матвей растерянно пожал плечами.

— Не знаю. Они умерли до моего рождения.

— У обоих родителей?

— Да, у отца и у мамы.

— А кем они были?

Матвей растерялся еще больше.

— Не знаю. Никогда не спрашивал, а родители не говорили.

— А у вас в семье есть какие-то их вещи? Может быть, фотографии? Вы бывали у них на могилах?

Он потряс головой.

— Н-нет… Что это значит? Почему ты спрашиваешь?

— Потому что ты не просто мальчик, а я не просто девочка, которая тебе внезапно, неизвестно почему нравится. И нравится слишком сильно, чтобы не обращать внимания.

Матвей покраснел и отвел глаза.

— Откуда ты… как ты догадалась… это так заметно, да?

— Скажем так, я знала на что обращать внимание, — ответила я и взяла его за руку. — Я хочу тебе рассказать кое-что. Скорее всего, тебе не понравится моя история. Может быть, ты решишь, что у меня не все в порядке с головой. Но я хочу тебя предупредить, что это — чистая правда.

— Умеешь ты интриговать, — Матвей с трудом улыбнулся, но я видела, что он страшно напряжен.

— Мне нужно, чтобы ты пообещал одну вещь.

— Да? Я должен знать, что я обещаю.

— Если ты не сможешь сдержать обещание, то я не буду ничего рассказывать. Это не угроза и не шантаж.

Он улыбнулся и легко сжал мою ладонь.

— Так что же я должен пообещать?

Его темные глаза превратились в бездонную бархатную пропасть, на дне которой не хватало только отражения звезд. Я чувствовала, как ускоряется его пульс и учащается дыхание. И я придвинулась чуть-чуть ближе. Чтобы мне удобнее было работать с ним.

— Что никогда ни при каких условиях ты не скажешь никому, а особенно своим родителям моего имени. И если у тебя есть мои фотографии — ты удалишь их все сегодня вечером. И, само собой, ты не покажешь их родителям. Ты вообще ничего не скажешь им обо мне.

— Да они, скорее всего, вообще о тебе не догадаются. Если ты, конечно, не согласишься выйти за меня замуж!

Я сделала вид, что не услышала последней фразы, хотя