Если честно, как бы это ни звучало, но я даже почувствовал что-то вроде покоя. Наверное, от того, что, возможно, Отто пока в безопасности и даже Лейбе ничего не грозит. Не знаю, почему я беспокоился за Костю Лейбу, но мне казалось, что если уж Отто о нем так печётся, то и мне следует. Вообще, чем больше проходит времени, тем больше я убеждаюсь, что Отто – тот человек, если его вообще можно назвать человеком, который действительно может изменить мир. Я не уверен, что эти изменения будут благом для всех, но люди вроде Отто не мыслят частностями, они мыслят глобально, и можно только надеяться, что он не пойдёт по самому лёгкому пути – по пути уничтожения. Может, уничтожение не так уж и плохо, если делается ради истины, ради самой жизни, если хотите. Вот когда косят каких-нибудь ближневосточных террористов – это же тоже уничтожение, и все согласны, что в фарш вместе с ними превращают и ни в чем неповинных, но кого это волнует, когда есть вероятность, что благодаря уничтожению, благодаря тому, что вырваны сорняки, пусть и с малой погрешностью полезных культур, трава станет сочнее, а пшеница золотистее? Только когда ты видишь, как убивают бородатых мужиков с автоматами – это одно, а когда, например, Отто начнёт выпалывать тех, кто совсем не похож на бородатых? Что, если только Отто будет видеть в них сорняки и будет прав, но как нам всем тогда считать его правым? Может, конечно, я преувеличиваю, и ничего подобного в голове у Отто нет, и всё закончится прозаически, как всегда бывает в истории? Но, стало быть, пусть история и решает. Кто я, в конце концов, такой, чтобы мыслить в масштабах истории и уж тем более пытаться ворочать категориями добра и зла? Пусть Отто думает, а я уж как-нибудь вольюсь в процесс. По крайней мере, интересно точно будет.

Пока Отто жил у Марианны в Сочи, он связывался со мной только пару раз и то исключительно по поводу Кости Лейбы. Я позвонил Отто, когда вернулся с похорон Севы.

– Здравствуйте, Андрей Михайлович, – сказал Отто в трубку.

– Здравствуй, Отто. – Я слышал рядом с Отто голос Марианны.

«Там кто? Папа?» – сказала она. – «Да, он», – ответил ей Отто.

– Вам привет от Марианны.

– Ей тоже привет, стало быть. Слушай, что там с Лейбой? – спросил я.

Отто рассмеялся.

– Вы уже в курсе?

– Да уж.

– Шаман идёт? – Отто явно веселила эта новость.

– Из него шаман, как из меня космонавт.

– У него уже был такой опыт, я же вам рассказывал. Костя решил вернуться к корням, так сказать. Идёт из Якутии пешком, правду насаждать и злых духов изгонять. – Отто уже вовсю заходился смехом.

– Тронулся, стало быть?

– Не без этого, но мне он нужен, не волнуйтесь, Андрей Михайлович, всё под контролем. Вы-то как?

По-моему, это был первый раз, когда Отто поинтересовался хоть кем-то, и потому его вопрос мне показался странным. Да и голос его, и манера говорить изменились, он теперь слишком сильно походил на человека. Искренний смех, этот вопрос. Да Отто вообще никогда не интересовало, у кого и как дела. И он никогда не лукавил. Не делал он, как обычно делают все – задавать вопросы, ответы на которые не слушаешь, потому что они не имеют никакого значения.

– Я нормально.

И я услышал в трубке отчётливый «чмок» от поцелуя.

«Дела-а», – подумал я.

– Андрей Михайлович, к сожалению, времени совсем нет.

– Я понял.

Я слышал в трубке, как хихикает Марианна. Так обычно щебечут женщины, когда их щиплешь за разные места. Я отбил звонок, оставаясь в недоумении.

Будет забавно, если Отто теперь научился любить обычной земной любовью. У нас был с ним разговор о любви, когда он вернулся с Алтая, у них там с Марианной совсем не сложилось. Тогда мне Отто сказал, что не понимает человеческой любви. Он может ещё хоть как-то понять любовь к родителям или детям, по его словам, это даже не любовь, а внутренний зов рода, но вот так запросто любить женщину? Какой, дескать, в этом смысл и как вообще возможно испытывать к чужому, если разобраться, человеку чувство, которое способно заставить пойти на самопожертвование или может принудить к тому, чтобы отказаться от собственной цели? Стоит ли вообще позволять себе любить, когда жизнь складывается не так, как у всех, если жизнь – не бессмысленные похороны каждого прошедшего дня. И вот, пожалуйста, я слишком долго живу, чтобы не понимать, что значит женский смех, какой я слышал в трубке, и что значат изменения, которые я заметил в Отто, всего лишь поговорив с ним по телефону. Не исключаю, что и это для Отто тоже всего лишь эксперимент, очередной курс обучения. Для него вообще всё, что с ним случается, всё, с чем он сталкивается, – один лишь эксперимент и возможность узнать новое, даже не узнать, а познать, то есть разобраться досконально, проникнуть в саму суть происходящего. Тогда мне немного боязно за Марианну, для неё всё наверняка по-настоящему, для неё это, возможно, похоже на счастье, а что случается с человеком, который узнаёт, что его счастье – всего лишь чья-то лабораторная работа? А если я слишком многое надумал, тогда мне тревожно за Отто. Что если любовь сделает из него обычного человека? Я очень много раз видел, как человек, полный надежд и знания, человек, способный если не изменить весь мир к лучшему, то хотя бы ту его часть, где существует он сам, вот так влюбляясь, забывает, на что был когда-то способен. В общем, наверное, лучше мне совсем об этом не думать, а то со всех сторон получается криво.

На следующий день Отто прислал обширное письмо, полностью посвящённое Косте Лейбе. Видимо, он почувствовал, что неплохо было бы объяснить мне всю ситуацию с шаманом, который идёт. Куда идёт, зачем идёт и почему идёт.

Буквально через месяц после того как Лейба добрался до Якутии, а точнее до Вилюйского Улуса и города Вилюйск, с ним случилось то, что, по словам Отто, могло случиться только с Костей Лейбой. Лейбу задрал медведь. Натурально, но не насмерть. Из-за лесных пожаров в районе Вилюйска медведи стали выходить к людям порыться в помойках в поисках пропитания или ещё что натворить, посуровее. Вот так возле помойки на Костю – непонятно, что он там делал ночью, может, забомжевал – напал медведь. По словам самого Лейбы, как писал Отто, схватка была грандиозной и, что удивительно, Костя одержал в ней победу. Но на деле мишка оказался совсем