– А дальше что было, Рая? Вылечила Мария Сереженьку, а дальше что?

– Да ничего, Валь. Стала она жить-поживать да Сереженьку растить. А потом и Татьяна вдруг объявилась, говорят, на коленях к матери приползла, прощения у нее просила. А еще говорят – не просто так она приползла-то, занятие свое блудливое бросила, а будто бы Мария ее отмолила. Иконка у нее, говорят, есть особенная, сестра-монашка откуда-то из паломничества привезла. И название у иконки мудреное… Сама не видела, утверждать не могу, но факт остается фактом, – выходит, и впрямь девку отмолила. С тех пор Татьяна такой порядочной заделалась, куда с добром! И домом занимается, и сыном, и на мужиков хоть и глядит, но с выбором, не абы с каким… В общем, как обычная баба себя ведет. И не догадаешься, что проституткой была. Мария ее даже на свое место пристроила – к Рогову домработницей. А что… Нормальное место, теплое… Рогов домработницам хорошо платит.

– Уже не платит, Рая, – сказала мама.

– Да? Почему? – удивилась Раиса Никитична.

– Умер он этой ночью.

– Да ты что?! А почему я не знаю?

– Стареешь, Раечка, стареешь. Такая информация мимо тебя прошла.

– Да не говори… Как же так-то. А почему мне Люба Сарафанова не позвонила, она ж должна была знать! Она же через дорогу от Воскобойниковых живет! И никто не позвонил, ничего не сказал!

– Я думаю, Рая, тебе надо Любе Сарафановой позвонить и все претензии ей высказать. Что же такое, в самом деле, – сказала мама.

– Опять надо мной насмехаешься, да, Валечка? Погоди, погоди… Приткнешься еще, и не раз. Ладно, пойду я. Надо же, Рогов помер!.. А я ж с его завода на пенсию ушла. Все знают, а я не знаю, как же так-то… Надо на похороны пойти обязательно, поглядеть.

Она ушла, глубоко раздосадованная своим незнанием. Кира проводила ее до двери, вернулась на кухню к матери.

– Ты хоть представляешь, Кирюш, сколько надо денег, чтобы отвезти ребенка на операцию в Германию?

– Наверное, очень много.

– Не то слово. Вот так, за здорово живешь, никто такие деньги не выложит, пусть и самый благотворительный благотворитель. Ты завтра, когда с Марией Воскобойниковой разговаривать будешь, не забудь спросить, как дело было.

– Думаешь, Воскобойниковой за ее молчание заплатили? Она что-то знала?

– Все может быть. И даже не в том дело, знала она что-то или нет… Надо прощупать ее со всех сторон, эту Марию Воскобойникову. Тем более она была в тот день в доме Рогова.

– Да ну, мам… Она пожилая женщина, что она могла?..

– Давай-давай, работай по ней, собирай информацию. Чем больше информации, тем яснее картина. Иногда такие неожиданные повороты в деле бывают, что голова кругом идет. Вся картина враз меняется. Ой, сдается мне, Настя Ковалева не просто так умерла, явно у Рогова рыльце в пуху. А еще я не думаю, что эта Настя такая овца безропотная была, что села перед телевизором и давай пить с горя.

– Не знаю, мам, как насчет овцы безропотной, но я бы на ее месте… Да если бы у меня хоть доля сомнения появилась, какая моему ребенку грозит опасность, да я бы…

– Не «якай» Кирюшка. Ты на ее месте не была. Да и вообще… Ты же не знаешь, как все на самом деле было. Может, он ее запугал?

– Ага… Это она с перепугу так напилась, что сердце не выдержало? А раньше не могла своему ребенку более внимательно в глаза посмотреть? Знаешь, я сегодня слушала ее дочь, и у меня что-то вроде раздвоения сознания произошло. Сначала я представила себя на месте этой девочки… Потом на месте Насти… Нет, если бы с моим ребенком!.. Да я бы…

– А ты роди, чтобы сознание не раздваивалось. Роди, а потом про других баб рассуждай да сравнивай, как у них да как у тебя. Ну чего ты опять набычилась, чего так смотришь?.. Понимаю, надоела я тебе.

– Да, мам, надоела, если честно.

– И все равно – роди, Кирка, а? Пока я в силе. Ты бы работала, я бы за внуком смотрела. И все при делах…

Кира ей ничего не ответила, глядела задумчиво в темное окно. Потом заговорила тихо:

– Мам, я все у тебя хочу спросить, и как-то случая не было… Почему ты не вышла замуж за дядю Сему? Ведь он с нами полгода жил, и все вроде хорошо было. Он со мной занимался, в школу водил, ужином кормил, пока ты на работе.

– Ну, вспомнила дела минувших дней! Когда это было-то, тридцать лет назад!

– И все-таки, мам… Почему?

– Ой, не знаю, Кирюшка, что тебе и ответить. Понимаешь, я тогда вдруг испугалась, будто черт меня за сердце дернул. Да, Сема хороший парень был, спокойный, добрый. И ты к нему тянулась, все норовила обнять да приласкаться. Как репей росла, моей ласки мало видела, отца и вовсе не помнишь. Не знаю, что мне вдруг не по себе стало. Я тогда как раз дознание проводила, где подозреваемый падчерицу насиловал. Наслушалась, насмотрелась… А в нашем деле сама знаешь, как бывает. Хоть сам на молоке вроде не обжигаешься, но автоматом на воду все равно дуешь. Тем более я молодая была, броню нарастить не успела. Вот и перестраховалась, перетрусила. Потом ужасно жалела, конечно.

– А я помню, как дядя Сема чуть не плакал, когда вещи собирал.

– Да дура я, Кирка, признаю! Сама не понимаю, чего вдруг испугалась! А Сема потом женился, двух девочек удочерил. И вырастил, и образование дал, и замуж выдал. Теперь, наверное, и внуки уже есть. А я так и тянула тебя, работала за копейку, глодали десятый хрен… Так и не испытала сполна женского счастья. Вон, даже и внуков не судьба дождаться, я так понимаю.

– Мам, хватит. Опять завела свою песню. И вообще, я очень устала. Я спать пойду. Какое-нибудь успокоительное у нас есть? Боюсь, мне не заснуть.

– Ну, дожила! Ты это дело брось! Какое еще успокоительное в твоем возрасте?

– Мам, я живой человек. Я сегодня чуть сознание не потеряла, когда слушала Настину дочку.

– В первую очередь ты следователь, Кира. Эмоции – потом. А потеря сознания для тебя вообще роскошь несусветная.

– Значит, я плохой следователь, мам. Сегодня я убедилась в этом окончательно.

– И что дальше?

– Не знаю…

– Ох, Кира, Кира! И зачем я костьми не легла, когда ты в юридический собралась? Еще и за направлением к начальнику ходила, идиотка. Где моя голова была?

– Да, не оправдала я твоих надежд. Не забудь добавить, что и замуж я не вышла, и внуков тебе не родила.

– Так это ж все в одном котле варится, чего еще добавлять-то. В нашей профессии только за Уголовный кодекс можно замуж выйти, но от него ведь не родишь. Ладно, иди ложись, я тебе сама пустырника накапаю да в постель принесу. Иди.

* * *

Рано утром Киру разбудил звонок Павла Петровича. Еще не сообразив, который час, она вскочила с постели, встала посреди комнаты, прижимая телефон к уху и тараща глаза в стену.

– Здорово, Стрижак. Всю ночь из-за тебя не спал, хреново себя чувствую. Хотел ночью позвонить, да ладно, думаю, пусть девка спит. Степаненко-то, сволочь, ближе к ночи в норму пришел, вот данные мне ночью и выдал. Так что результаты экспертизы готовы, докладываю.