Если Примул оставил пост в Большом совете, и его место занял Абаль, то… То, получается, теперь Абаль глава тотема Спиреи. Как это возможно? Дозволено ли занимать место Примула человеку, лишенному покровительства богов? Впрочем, если она добудет себе немного приличного сахара, то голова начнёт работать эффективнее, и она найдёт ответы на свои вопросы.

— Ну, хоть ложечку сахара, — в отчаянии попросила Ясмин у перегоночного аппарата, но тот выдал ей ещё большую кислятину, чем первый образец.

Нужно было признать, таланта к научной деятельности у нее было втрое меньше, чем у оригинальной тезки. А усердия во все семеро. На секунду Ясмин испугалась, что рано или поздно это станет заметно, а после рукой махнула. Конечно, станет заметно. Она уже изменилась безвозвратно.

— Пришёл мастер Верн, — Айрис осторожно заглянула в комнату. — Если ты занята, я могу развлечь его беседой или предложить фруктовый…

— Зови сюда, — Перебила Ясмин. — Пусть посмотрит.

Верн зашёл и посмотрел.

— Ерунда, к тому же вредная, — сказал он через несколько минут мучений. — Ты делаешь из съедобного продукта несъедобный, не стану я тебе помогать.

— Ты просто не можешь, — обиделась Ясмин.

Верн выглядел одновременно очаровательным и встревоженным. В белой рубашке, свободных штанах, схваченных широким шелковым поясом, улыбкой, давно ставшей частью его имиджа. Айрис смотрела на него, как заворожённая. Он чувствовал. Светился солнцем, перетекая из одной картинной позы в другую. Ясмин сразу ощутила себя старшей сестрой, которую приставили следить за двумя непослушными детьми.

Он был такой весёлый, что мрачное настроение развеялось без следа. На душе стало легче. Примул не оставит ее без объяснения и что толку мучатся заранее?

— Если я плох, покажи Хрисанфу, а после пойдём со мной.

— Хрисанф продержался на полчаса дольше тебя, — с лаской в голосе заметила Ясмин. — Правда, вместо сахара у него вышла ещё большая гадость, чем у меня. Ты пока даёшь самый лучший результат.

— Я лучший, — согласился Верн, засмеялся и наклонился к ней, рассматривая проклятый аналог. — Брось эту затею, а я куплю тебе тысячу штокроз. Или хочешь тысячу книг?

Ясмин хотела тысячу килограмм сахара.

Айрис смотрела на них с противоположной стороны комнату обиженными глазами, словно Ясмин испортила ей хорошее утро.

— Пойдём, — Верн потащил ее к двери, и она едва успела схватить поясную сумочку.

— Ай, приготовь ужин.

— Айрис, — тускло поправила сестра. — Не называй меня детским прозвищем.

Верн и вовсе не обернулся.

Они, смеясь выскочили на улицу, свернули к парку, после к круговой площади Астрели, которая якобы славилась своими несъедобными правильными сладостями, и только у входа в Тихий квартал, вспомнили, что толком даже не попрощались с Айрис.

Легонько кольнуло в груди напоминанием, но Ясмин отмахнулась. Она все объяснит ей потом, верно?

— Я проведу тебя через свой сад, — объяснил Верн. — Абельмош меня на порог не пустит, Мастер Лакроза всем рассказывает, какой я негодяй, так что полезем через наш тайный проход.

Ясмин остолбенела.

— Куда ты меня проведёшь?

— К Абельмош, — с наигранным терпением повторил Верн. — Меня здорово бесит, что никто мне не верит, но ведь своим глазам ты поверишь?

Видимо, Верн задался целью доказать ей свою невиновность в смерти Мальвы. Идти не хотелось, но Верн стал ее другом, пусть и не близким, но тем, кто не отвернулся от неё по возвращении в Варду. Это стоило дорого. Стоило верности. Поэтому Ясмин расслабилась и позволила себя вести.

Сад — визитная карточка любого поместья в пределах Варды — лежал глянцевой картинкой перед глазами и с трудом усваивался глазом. Неправдоподобная пышность и красота вызывали стойкую ассоциацию с гигантским флердоранжем и легким звяканьем фарфора. Тотем Повилики жил не просто богато. Это была роскошь, считываемая с вызывающего и почти животного удовольствия этого сада. Пурпурные гигантские пионы, рассаженные без всякого порядка или пепельный водопад глициний, или кандида, подобная сотне танцующих фей. Даже скромная повилика — символ тотема — окутывала белые веранды бугристым полотном и умудрялась выглядеть по-плотски бесстыдно. Сеть изящных дорожек терялась в жуткой и сочной густоте ив, яблонь и старых тисов.

— Сюда.

Верн потянул ее дальше. И дальше. Где кончилась сначала белокаменная дорожка, после тропинка и остался только пунктирный намёк на неё. Ясмин только успевала крутить головой, запечатлевая жаркую садовую красоту.

— Мы с Мальвой часто ходили друг к другу. Я покажу тебе.

Ясмин вскользь удивилась. Выходит, тотемы Абельмош и Повилика граничат поместьями, а их отпрыски тайно встречались в садах. Версия с подвеской выглядела все более правдоподобно. Она в этом саду не больше получаса, а он уже наводит на грешные мысли.

Ясмин взялась за руку Верна и переступила невидимую, но ощутимую границу тотемов. Словно прошла сквозь жидкое стекло. Огляделась.

Штокрозы шли венками и гирляндами, от бесконечной градации розового рябило в глазах. Сочный алый вплетался в безупречный белый, как кровь в свадебное полотно, глянцевый оливковый скромно оттенял мятную легкость травы. И розовый, розовый, бесчисленные ряды подвесных розовых чаш штокроз стыли аляповатыми поделками на продажу. Воздух изнемогал от пьяного медового аромата.

И только под тонкой медовой нотой ловился пряный запах тлена.

— И что я должна увидеть?

— Штокрозы, — тихо сказал Верн. — Смотри.

Он коснулся ладонью одной из чаш и та, тихо шелохнувшись, выдала малый ментальный снимок их лиц, как если бы они смотрелись в