– Но у вас наверняка есть постоянная девушка…

Он ничего не ответил, и сердце ее упало. А что, если, и правда есть?

Пытаясь скрыть волнение, она пригубила из бокала. Юрий тоже немного выпил, закурил и неожиданно спросил:

– Почему вы явились сюда одна? Обычно в заведения подобного рода порядочные женщины не ходят в одиночку.

Света вспыхнула:

– Неужели вы думаете, что я…

– И в мыслях не держал! – рассмеялся он. – И все же, почему?

«Кажется, настал очень удобный момент. Надо дать понять, что я хотела видеть его, что помнила все эти годы. И надо перейти на ты для большей интимности».

Она посмотрела на него, затем будто бы в смущении отвела глаза и проговорила совсем тихо:

– Я хотела видеть тебя.

На секунду взглянув, она заметила искорку интереса в его глазах и быстро заговорила, смущаясь и краснея от неподдельного волнения.

– Я в газете прочитала, что ты вернулся, и не могла не прийти. Вначале расстроилась, подумала: ты вернулся, а не дал о себе знать, значит…

– Я позвонил по телефону, но мне ответили, что понятия не имеют, где теперь проживает семейство Ганелиных, – перебил ее Юрий. – Честно говоря, я был слишком занят, чтобы разыскивать вас, но непременно собирался сделать это в следующий свой приезд.

«Он искал меня! – обрадовалась Света. – Это упрощает дело».

– А я думала, что ты обиделся, после того как… Юра, я потом столько раз ругала себя! Но ты ведь понимаешь, у меня тогда ум за разум заходил, я была как чокнутая после всего, что мне пришлось в тот день пережить. Я ужасно себя повела, была грубой… Но потом, когда поняла, что ты уехал и что больше не увижу тебя, у меня будто все в душе перевернулось. Я так страдала, так раскаивалась…

Юрий слушал и смотрел пристально. Не в силах выдержать его взгляд, она опустила лицо.

«Да я сейчас на самом деле разревусь… А, ладно, так еще правдоподобнее выйдет».

Самые настоящие слезы показались на глазах, когда она вновь взглянула на него.

– Ты простил меня, Юра?

Он быстро проговорил:

– Да. Но неужели это правда, и ты… Боже мой, Света…

Он схватил ее руку и стиснул пальцы до боли. Сдержавшись, она не поморщилась, а лишь прикрыла реcницы, ожидая поцелуя. Вот сейчас его губы прижмутся к ее губам… Вспомнив, как жадно он целовал ее в автомобиле, она ощутила дрожь в пояснице. Но он почему-то медлил. Разочарованная, Света открыла глаза. Юрий склонился над ее руками, поцеловал одну, затем другую и приложил ее к своей щеке.

«Сейчас последует признание, а я плавно наведу его на мысль, что у меня есть определенные моральные принципы, и только поэтому я в прошлый раз отказала ему… Но если опять упрется – что ж, можно и без свадьбы обойтись».

Она скромно потупила взор, чтобы он не успел заметить торжествующий блеск в глазах.

Юрий вновь поцеловал ее руку, перевернул ладонью вверх, хотел еще раз поцеловать и вдруг замер, повернул ее кисть так и этак, взял вторую руку… И только тут Света заметила, какой допустила промах.

На фоне холеных, с длинными сильными пальцами и полированными ногтями рук Шереметьева ее руки смотрелись кошмарно: кожа огрубела от постоянного контакта с порошком, на костяшках цыпки, правая рука выглядит грязной из-за намертво въевшейся земли – ведь дачный сезон не закончился. Ногти острижены под корень, да еще на среднем пальце черно-бурая гематома – она прищемила его на прошлой неделе. И самое страшное – твердые мозоли от лопаты и тяпки, которые, дай бог, пройдут к новому году. Она столько лет не придавала значения тому, как выглядят ее руки, что просто не смотрела на них, а сейчас, взглянув, ужаснулась и инстинктивно сжала кулак.

Юрий с силой разжал его. Она попробовала вырвать руку, но он держал крепко. Медленно провел пальцем по мозолям и покачал головой.

– Это не руки секретарши… Будь у моей секретарши такие руки – я бы ее уволил, – сказал он и наконец выпустил руку.

«Я идиотка! Я просто не представляла, как мои руки выглядят со стороны. А надо было хотя бы сделать попытку привести их в порядок или уж не давать ему целовать. Ведь он почти готов был признаться, что все еще любит».

Она попробовала изобразить легкую, сквозь улыбку, обиду:

– Это… Это я на той неделе вскопала на даче небольшую клумбу под цветы.

– Небольшую клумбу?.. – Синие глаза прищурились, а губы изогнулись в насмешке. – Черта с два! Мозоли каменные, и эти руки забыли, что такое крем. Такие руки бывают у пятидесятилетних колхозниц. Нет, боже упаси, я не осуждаю этих честных тружениц! Вопрос в другом – почему вы лжете?

– Послушай, Юра…

– Интересно, с какой целью вы явились сюда? Трогательно изображая раскаяние, вы чуть было не убедили меня, что неравнодушны ко мне…

– Но я действительно…

– Нет! Ваши мозолистые ручки правдивее лицемерной физиономии. Похоже, вам что-то нужно от меня, поэтому вы и разыграли тут целый спектакль. Краснели, вздыхали, выдавливали из глаз слезы… Томные взгляды, опущенные ресницы…

Он говорил невозмутимо, спокойно, и это ледяное спокойствие ее убивало. Все пропало. Его не удалось одурачить.

– Мне бы следовало помнить, что вы известная лгунья. Интересно, чего ради вы решились врать мне, давя на чувства? Неужели ожидали, что я раскисну и предложу вам руку и сердце?

Она, кусая губы, молчала.

– Не могли же вы забыть то, что я вам как минимум дважды повторял? Я не из тех, кто женится.

Света продолжала молчать, и он повысил голос:

– Отвечайте – не забыли?

– Не забыла, – прошептала она.

– Однако все же попытались пустить в ход свои женские уловки, в надежде, что я клюну…

«Так ведь ты и клюнул. И если бы не разглядел мои мозоли…»

– Итак, выкладывайте, чего ради вы разыграли передо мной этот милый спектакль. Мое богатство настолько привлекательно, что вы решили заковать меня в брачные цепи?

Дальше блефовать невозможно, вздохнула Света, и подняла на него несчастные глаза.

– Мне нужны деньги.

Он усмехнулся, при этом один уголок губ горько опустился вниз.

– Ну вот: «А ларчик просто открывался…»

– Не надо злорадствовать, Юра! Мне действительно очень нужны деньги, много.

– Всем нужны деньги, – кивнул он, приподнимая брови. – И даже женщинам, притворяющимся в любви… Так вы пришли занять в долг? Сколько?

«Ладно, пусть занять, если по-другому не выходит».

– Двадцать тысяч.

– Нет проблем!

Шереметьев достал из внутреннего кармана пиджака бумажник, вынул две десятитысячные купюры и протянул Свете.