– Я не мог бы дать их вам, даже если б захотел. Во-первых, у меня с собой только пара сотен. Во-вторых, я через час уезжаю. Собственно, потому я и еду сейчас в Данию, что мои зарубежные счета арестованы. В России у меня счетов нет. Один тип, которому задолжал когда-то Советский Союз, арестовал мое судно и настоял на аресте счетов, пытаясь доказать, что я нажился на пресловутом «золоте партии». Я ведь имел отношение к деньгам, которыми расплачивались за гуманитарку. Конечно, у меня отличные адвокаты, они сумеют доказать, что я тут ни при чем, но мое присутствие в суде обязательно. Не явлюсь – могу проиграть дело.

Она не слушала. Только поняла, что он обманул ее, желая поиздеваться вдоволь, и вскочила, кипя от злости. Ей хотелось задушить его, выдавить пальцами наглые синие глаза, разорвать ухмыляющийся рот. Руки сами собой потянулись к мерзкому лицу, но он опередил ее, зажав оба запястья одной своей рукой, а другой крепко обхватив за талию. Она вырывалась, пыталась укусить. Злость, ненависть, отчаяние требовали выхода. Она изворачивалась и билась, стараясь освободиться, сердце колотилось как бешеное, дыхание участилось, но Юрий держал крепко. После непродолжительной борьбы он силой усадил ее к себе на колени.

– Света, перестаньте сейчас же! Вы что, хотите, чтобы я вызвал охрану?

Ей было все равно, кого он вызовет, хотелось лишь одного – убить его прямо сейчас! Но он стискивал ее все сильнее, она почти не могла дышать и, наконец, смирилась, ослабла в его железной хватке. Тогда он отпустил ее и осторожно пересадил на диван.

Затем налил почти полный бокал коньяка, поднес к ее губам и насильно заставил выпить. Коньяк тек по шее, но он держал, пока она не допила до дна.

Внутри все обожгло, и некоторое время Светлана сидела, пытаясь продышаться. Наконец закрыла рот и сделала попытку встать, но Шереметьев удержал ее.

– Не прикасайтесь ко мне! – взрыкнула она. – Я ухожу!

– Посидите еще, вам надо прийти в себя.

– Пустите! Поиздевались – и хватит!

– Кажется, я слышу знакомые интонации. Похоже, вы уже в порядке.

Напротив, она ощущала смертельную усталость, такую, что даже злости не осталось. Не было сил двинуться, ноги будто свинцом налились. Она все поставила на карту и все потеряла, даже гордость. Пару минут Света просидела, откинувшись на спинку дивана и закрыв глаза, но как только решилась их открыть и увидела перед собой физиономию Шереметьева, злость на него всколыхнулась с новой силой. Заметив это по ее гневно сведенным бровям, он усмехнулся:

– По вашему личику видно, что вы окончательно пришли в себя.

– У-у, как я вас ненавижу! – прошипела она. – Знаете, вы кто? Вы – негодяй, самый гнусный тип, которого можно себе представить! Ведь вы сразу догадались, зачем я пришла, и знали, что не дадите денег, но не остановили меня, продолжали издеваться. Могли хотя бы пожалеть…

– Пожалеть и упустить возможность услышать все, что вы напели мне?.. Я не мог отказать себе в удовольствии…

Он продолжал издеваться! Она вскочила на ноги, схватила сумочку и сделала шаг к двери.

– Постойте! – удержал он ее за руку, тоже поднявшись.

– Отвалите! – дернулась она.

Юрий отпустил ее и засунул руки в карманы. Она не заметила, как крепко, будто в отчаянии, он сжал кулаки.

– Я был вашей последней соломинкой? – спросил он, пристально вглядываясь ей в лицо.

– А вам-то что? – огрызнулась Света.

– Неужели у вас нет на примете двух-трех поклонников, которых можно развести на деньги?

– Нет, – коротко ответила она, думая о том, насколько он далек от реальной жизни – ее жизни, в которой и в помине нет состоятельных людей.

– Не верю, должен быть хоть кто-нибудь, кого вы сумеете охмурить… И вот что я хочу вам посоветовать: пытаясь добиться чего-то от мужчины, будьте погибче, пособлазнительней. Раньше вы кокетничали намного артистичней. И боже вас упаси выкладывать ему все, как мне сейчас. А когда станете предлагать свое… хм-м-м… «обеспечение», в надежде получить деньги – следите за глазами, они выдают вас с головой. Взгляд приговоренного к казни не разжигает пожара в мужском сердце. Лгите, лицемерьте, льстите – только не показывайте, насколько вам противно на это идти.

– Не нужны мне ваши советы, – вяло отмахнулась она.

Как он может так бессовестно паясничать после всего, что она ему рассказала? Мерзкий тип!

– Я вернусь через пару месяцев и, если вас не выселят до этого – помогу, – сказал он уже ей в спину.

– Боюсь, будет поздно, – не оборачиваясь, процедила Света и вышла.

Коридор был пуст. Через распахнутую дверь одной из комнат доносились голоса, мужской и женский.

– …С шефом едешь? Повезло. И куда вы?

– Вначале в Данию. У него там вроде дела… А потом он обещал, что мы отдохнем на каком-нибудь дорогущем курорте.

– Ты ведь уже не первый раз с ним едешь?

– Третий, – ответила женщина.

Света притормозила за раскрытой дверью.

– Так может, хватит тебе у шеста крутиться?

– Нет уж. Тут я на виду. Если папик бросит – не на панель же идти, за полтинник? Я себе цену знаю…

«„Самые шикарные женщины берут по двести за ночь", – вспомнилось Свете. – Сукин сын! Это он ей по столько отваливает, да еще на курорты возит?»

Стиснув зубы и приняв независимый вид, она поравнялась с входом и невольно заглянула в комнату. Охранник стоял спиной, а в глубине, развалившись в кресле, курила рыжеволосая, та, что извивалась в сексуальном танце на сцене. Девица с интересом посмотрела на Свету, она в ответ смерила ее презрительным взглядом, отвернулась и зашагала дальше.

Охранник выскочил в коридор.

– Вас проводить?

– Нет, спасибо, – бросила она на ходу.

Когда Светлана покинула здание клуба, часы на углу показывали начало первого. В метро опоздала, поняла она, а пешком добираться часа полтора, не меньше.

Похолодало, мелкая морось сыпалась с низкого и темного, без единой звезды, неба. Укутав плечи бесполезным тонким шарфом, она двинулась по пустынной улице в сторону дома. Шагала быстро, не разбирая дороги, не пытаясь обойти многочисленные лужи, блестевшие в свете редких фонарей. Она уже не беспокоилась, что промочит туфли и забрызгает подол своего платья. Наплевать. Все равно этот наряд больше никогда не потребуется. Некого ей соблазнять, разве что бандитов, которые обещали…

«Я не буду думать об этом!» – приказала себе Света.

Довольно скоро она промокла и стала дрожать. Выпитый коньяк больше не согревал. «Если и доберусь до дому не изнасилованной, что само по себе будет чудом, то воспаление легких схвачу как пить дать», – подумала она и прибавила шагу.