Шевчук не услышал, как Панфилов произнес «Три!». Он только видел, как губы его шевельнулись, и в то же мгновение Константин оказался впереди, метрах в пяти от него. Шевчуку ничего не оставалось, как последовать за ним.

Полковник увидел, как округлились глаза водителя «Газели», когда они с Панфиловым выскочили из своего укрытия и как он что-то закричал и схватился за автомат.

Не обращая на него внимания, Панфилов промчался рядом с кабиной и скрылся за корпусом машины. Шевчук с ужасом понял, что не успевает до выстрела добежать до кабины, и нырнул под капот.

На него посыпались осколки выбитого очередью лобового стекла. Шевчук на четвереньках перебрался под правую дверцу кабины, понимая, что водитель сейчас высунется сквозь выбитое переднее стекло и достанет его второй очередью из автомата.

Сжав пистолет во вспотевшей ладони, он рванул дверцу на себя и, не поднимая головы, просунул руку в кабину и несколько раз нажал на курок. В ответ раздался вскрик и ругательства на незнакомом языке.

«Ах ты, сука! – мелькнуло в голове полковника Шевчука. – Попал!»

Он вскочил на ноги и, не целясь, только уловив краем глаза фигуру человека в кабине, разрядил в него всю обойму. Пули били во вздрагивающего при каждом выстреле человека, превращая его голову в кровавое месиво. Переднее стекло оказалось забрызганным кровью.

Водитель обмяк и повис на рулевой колонке. Шевчук вытер мгновенно выступивший на лбу пот и прислушался.

Сзади было тихо.

«Ну, Панфилов! – подумал Шевчук. – Что же ты? Обосрался?»

Он осторожно пробрался вдоль корпуса машины и выглянул, стараясь оставаться незамеченным.

Панфилова он не увидел. Рядом с открытой дверцей лежал человек лицом вверх. Шевчук бросил на него мимолетный взгляд и тут же отвернулся. Глаз у того не было. На их месте у него зияли две кровавые дыры. Из машины послышалась какая-то возня и придушенный хрип.

Шевчук осторожно заглянул внутрь.

Он увидел, что Панфилова прижал к полу огромный громила.

Хрипел Жиган, поскольку громила одной рукой держал его за горло. Выбитый из его руки пистолет валялся на полу машины.

Громила давил всей своей массой на руку Панфилова, которой тот удерживал нож, занесенный над ним, и Шевчуку на мгновение показалось, что Костя уже настолько ослаб, что лезвие ножа сейчас начнет медленно опускаться и войдет в его грудь.

Рука Шевчука, в которой был пистолет, вскинулась сама собой, но нажимать на курок он почему-то не спешил. Он сам не знал почему, но не стрелял. В его сознании возникла картина, которая заворожила его своим содержанием: лезвие ножа касается груди Панфилова и медленно входит до рукоятки. В этот момент Шевчук нажимает на курок, и громила с простреленной головой падает на Панфилова. Это была очень соблазнительная картина. Единственная мысль омрачала ее – до взрыва осталось всего несколько минут, и что делать дальше с обнаруженным складом взрывчатки, Шевчук просто не знал. Не успел об этом подумать. Ведь там могут оказаться детонаторы с часовым механизмом, и не один. А где их искать и главное – когда?

Он уже собрался выстрелить громиле в затылок, когда тот то ли услышал его дыхание, то ли просто почувствовал его присутствие и на мгновение оглянулся на стоявшего у раскрытой двери Шевчука.

Полковник увидел лицо человека, который недавно сбрил бороду, поскольку подбородок и щеки у него были значительно светлее остального лица. В глазах у него Шевчук ясно прочитал предельную злобу и ненависть.

Отвлекшийся на Шевчука громила на мгновение ослабил давление на лежащего под ним Панфилова, и тому удалось освободить прижатую к полу левую руку.

Константин обеими руками вывернул руку нападавшего вверх и развернул нож острием к бандиту.

Чеченец рухнул грудью на собственное оружие, но тут же дернулся от Панфилова и схватился за рукоятку торчащего из его груди ножа. Резко рванув ее на себя, он выдернул нож из груди и снова занес его над Константином.

Но из открывшейся на груди раны струей хлынула кровь, взгляд громилы помутнел. Он качнулся, и в этот момент Константин ударил его коленом в висок. Громила осел влево и свалился на упаковки с кофе, которые занимали всю заднюю часть салона.

Константин, вытирая с лица залившую его кровь только что убитого человека, выбрался из машины, тяжело и хрипло дыша.

– Грузи! – заорал на Шевчука Константин. – Не стой, мать твою! На воздух взлетим!

– Сколько осталось? – выдавил из себя Шевчук, со страхом озираясь на груду коробок с кофе, словно забыл, что на руке у него часы.

– Грузи! – снова крикнул на него Константин. – Некогда время смотреть.

Константин схватился за ближайшую коробку и швырнул ее в салон «Газели», прямо на лежащего в нем чеченца. И тут же бросился за следующей коробкой.

– Не поместится все! – завопил Шевчук. – Уходить надо! Не успеем!

– Грузи, сука! – тихо сказал ему Константин и даже остановился на секунду. – Не взорвешься здесь, я тебя наверху придушу, если не успеем.

И швырнул в салон вторую коробку.

Шевчук бросился к куче с упаковками. Две мысли, от которых он не мог избавиться, засели у него в голове.

Первая – сколько минут осталось до взрыва? Или уже секунд? Эта мысль подгоняла его и заставляла бегать от груды упаковок к машине так быстро, как только мог.

Вторая – зачем грузить взрывчатку, если ребенку ясно, что все в «Газель» не поместится? Для того, чтобы ослабить силу взрыва? Это глупо. Они не знают даже, что за взрывчатое вещество используют на этот раз чеченцы. Может быть, тут и одной упаковки хватит, чтобы разнести рынок вдребезги? А вытащив заминированную «Газель» наверх, они устроят еще один взрыв. Какой в этом смысл, если спасти рынок все равно не удастся?

Константин словно прочитал его мысли.

– Они не могли поставить детонаторы в первых партиях, – крикнул он на бегу. – Грузи только те, что с краю или сверху. Детонаторы скорее всего в них.

Они бросили еще по паре коробок.

Панфилов снова крикнул:

– У нас четыре с половиной минуты.

«Рынок уже пуст! – тут же подумал Шевчук. – Ради чего мы рискуем? Эвакуацию начали пять минут назад и большую часть народа наверняка успели вывести. Если и осталось несколько человек, то и тех сейчас вытащат с рынка, хоть за шиворот. Что же за подвиг дурацкий мы здесь устраиваем? Спасаем историческую достопримечательность? Или архитектурную ценность? У этого Панфилова-Жигана с головой не в порядке.

Шевчук тоже начал считать секунды. Он понимал, что может ошибиться, но все же хоть ориентировочно представлял себе, сколько времени осталось до взрыва.

Он твердо решил, что две минуты оставит себе в запасе. В конце концов, никто не приказывал ему спасать рынок ценой собственной жизни.