— Не могли бы вы проделать это за сегодняшний вечер ипредставить к завтрашнему утру какие-нибудь сногсшибательные доказательства? —спросил Макс Олджер.

Мейсон усмехнулся:

— А чего ради, по-вашему, я тянул с допросом?

— Где Джеке? — спросила Стефани у дядюшки.

— Он был на суде, а сейчас ожидает на улице. Подумал, что,возможно, тебе лучше выйти из зала заседаний незаметно и подальше от толпы.

— Хороший малый, всегда обо мне думает, — задумчиво сказалаСтефани. — Порой мне кажется, что для разнообразия ему следовало бы иногдаподумать и о себе.

— Весьма порядочный молодой человек, — заявил Олджер. — Ну,мистер Мейсон, на случай, если мы понадобимся, мы в отеле «Адирондак».

— Самое главное, будьте на месте завтра в десять утра, —предупредил Мейсон, — помните, если вы не явитесь, ваш залог пропадет.

Стефани плутовато улыбнулась:

— Вы со всеми клиентами так предупредительны, мистер Мейсон,или опасаетесь, что я могу исчезнуть?

— Это для порядка, — усмехнулся Мейсон.

— Как я выглядела на свидетельском месте?

— Очень хорошо. Даже великолепно.

— Почему он не вцепился в меня при перекрестном допросе? Яэтого не ожидала.

— Подождите, когда он поставит вас перед присяжными, — сказалМейсон. — Это всего лишь предварительное слушание. Я совершенно не уверен, чтосудья Кортрайт отпустит вас с миром, но вообще-то вы произвели хорошеевпечатление.

Хортенс Житковски стояла в дверях дамской туалетной комнаты,пока не услышала звук быстрых шагов в коридоре. Она вышла из бокового проходакак раз тогда, когда появился Эрнест А.Тэннер. Он бросил на нее мимолетныйвзгляд и продолжал быстро идти к лифту. Казалось, он был погружен в свои мыслии настроен весьма решительно.

Хортенс спустилась с ним в одной кабине. Тэннер по-прежнемуне делал попыток с ней заговорить, скорее всего он просто не замечал ееприсутствия.

Когда кабина оказалась внизу, он замешкался у лифта. Хортенсдошла до выхода, повернулась, прошла назад и неожиданно дотронулась до локтяТэннера. Тот резко повернулся. Его глаза, холодные и решительные, почтивраждебно взглянули на жизнерадостную молодую женщину, которая, очевидно,извлекала из жизни массу удовольствий.

— Не делайте этого, — произнесла она. — Он этого не стоит.

Взгляд Тэннера смягчился.

— Он сам на это напросился.

— Ох, пожалуйста, не надо! Ничего удивительного, что вы такобозлились, но я определенно не стала бы ему подыгрывать.

— Я ему вовсе не подыгрываю. Но, согласитесь, хорошейоплеухи он заслуживает.

Она заразительно засмеялась:

— Забудьте об этом и думать. Пощечина вам дорого обойдется.Я работаю у адвоката и знаю, что они могут с вами сделать.

— Со мной?

— Вы недооцениваете Хомана. Как вы думаете, почему онзадержался? Ему понадобились защита и телохранитель.

— Я отколочу десяток телохранителей моего веса.

— Ну и какой смысл? Ладно. Давайте уйдем отсюда.

— А вы-то как связаны с этим делом? — подозрительно спросилон.

— Я знала Стефани Клэр еще в Сан-Франциско. Прочитала обовсем этом в газете и подумала: а вдруг это та девушка, с которой я дружила? Воти приехала сюда удостовериться.

— Это она?

Хорти постаралась уклониться от ответа:

— У меня сегодня выходной день, вот я подумала — чего ради ябуду возвращаться обратно? Чтобы стучать на машинке? Работа не волк, в лес неубежит. Ну, и потом, меня заинтересовало это дело. Пошли. Будьте умницей,отправляйтесь домой. Я тоже пойду по своим делам и забуду про вас.

— Разве вам не все равно, что со мной случится?

Она на секунду задумалась, затем улыбнулась и ответила:

— Будь я неладна, если знаю. Видимо, все равно. Возможно,это материнский инстинкт.

— Материнский? — удивился он. Теперь его глаза смотрели нанее с большим интересом. — Вот что я предлагаю. Пойдемте пообедаем вместе, и явыброшу все из головы.

— Ох-ох, даже так?

— Договорились?

— Выйдем на улицу и все обговорим.

— Вы стараетесь выманить меня отсюда, чтобы… Вниз пришлакабина лифта, большая дверь бесшумно открылась, и в холл вышел Хоман. С нимбыли двое широкоплечих мужчин.

Хортенс Житковски шагнула вбок, чтобы оказаться междуТэннером и лифтом, слегка повысила голос и затараторила:

— И я говорю ей: «Возможно, ты привыкла таким образомобделывать свои делишки, но не я». Ну, вы же знаете Герти и знаете, как ейнравятся подобные заявления. Она…

Один из мужчин проводил Хомана до выхода. Второй остановилсяи с воинственным видом уставился на Тэннера. Тот попытался было обойти Хортенс,но девушка принялась что-то выводить пальчиком на лацкане его пальто, ни насекунду не замолкая:

— …и это ее доконало. Герти сидела и молча смотрела на меня.

Офицер секунду помедлил, затем поспешил следом за Хоманом исвоим напарником в штатском. Тэннер с шумом выпустил воздух.

— Полагаю, я должен поблагодарить вас за ваше участие.

— Теперь вы видите? Они бы разделались с вами — и все. Тутуж ничего не поделаешь… Теперь можно идти. Забудьте про это. А уж коли выдействительно хотите что-то сделать, почему бы вам не обратиться к адвокатудевушки?

— Это не для меня. Я не трус, — возразил Тэннер.

— Но при чем здесь трусость?

— Хоман лжец, — коротко сказал он. — Мне — наплевать. Я несобираюсь на него доносить. Но и козлом отпущения быть не желаю!

— Забудьте о нем. Он просто надутый индюк. Напыщенноеничтожество.

— Я вам скажу, кто он такой. Он — один из тех парней, чтопопали из грязи в князи и раздулись от важности, как воздушные шары. В одинпрекрасный день кто-нибудь проткнет его булавкой, и от него останется клочоксморщенной резины.

— Когда-то я работала у одного такого голливудскогописателя, — беспечно заговорила Хортенс Житковски. — Господи, какого он былмнения о собственной персоне! И как обращался с подчиненными! Скажем, когда онработал, его ни за что нельзя было тревожить, кофе должен был быть определеннойтемпературы, на столе у локтя целая упаковка каких-то сигарет, пепельницы испички. Можно было подумать, что он сотворит мировой шедевр, но когда его фильмвышел на экран, оказалось, что это бред сумасшедшего. На просмотре зрители неразбежались только потому, что там было даровое угощение.