на народных гуляньях Адмиралтейской площади, Марсова поля, Михайловского манежа»[733].

Один из посетителей Народного дома описывает свои впечатления от постановок Алексеева. «Мать решила, что для развития фантазии ребенка надо посещать волшебные феерии, которые показывал на сцене Народного дома маг и чародей театральных эффектов А. Я. Алексеев, – „80.000 верст под водой“ и „Дети капитана Гранта“ Жюля Верна, „Вий“ по Гоголю. Все эти спектакли представляли собой незабываемое зрелище благодаря неистощимой изобретательности постановщика, поражавшего зрителя быстрой сменой декораций. Огромное впечатление производило подводное царство с плавающими рыбами, акулами, спрутами. На сцену выползали гигантские удавы. Под колосниками реяли орлы – пикировали с неба и похищали кого-то из детей капитана Гранта. Все это сопровождалось звуковыми и световыми эффектами»[734].

Алексеев участвует в организации уличного политического карнавала 1 мая 1918 года. В 1919 году по его предложению у главного подъезда Народного дома силами Театральной мастерской Красной армии была представлена массовая постановка «Третий Интернационал»; в 1920‐м он был одним из устроителей революционной инсценировки «Блокада России» на Каменном острове[735].

«Что наиболее ценно было в режиссерской работе А. Я. Алексеева – это выдающееся и ныне почти забытое мастерство помпезного и „обстановочного“ спектакля, – говорится в статье, посвященной 85-летию со дня рождения мастера. – Но что представляет особый интерес – это разрабатываемая Алексеевым выдающаяся техника обстановочного спектакля. Алексеев поражает зрителя батальными сценами Полтавского боя, создающего полную иллюзию действительности. В его феериях гибнут в морских волнах корабли, низвергаются фонтаны, чудесными огнями светятся преображенные волшебством стены хижины, через вершины Альп по Чертову мосту переходят войска Суворова, и с грохотом взрывается мост. И когда он ставит, скажем, „80 дней вокруг света“ по Жюль Верну, то перед зрителем проходят торжественные религиозные шествия индусов, из туннелей вылетают поезда, от взрыва котла погибает океанский пароход»[736].

В 1908 году в Петербурге прошла демонстрация первого российского игрового фильма «Понизовая вольница», более известного под названием «Стенька Разин» (сценарий В. М. Гончарова, режиссер В. Ф. Ромашков). Съемка фильма проходила в окрестностях Петербурга (в Удельной?). И вполне вероятно, что эпизоды с лодками в фильме были поставлены Алексеевым.

Историк кино Анна Ковалова справедливо замечает, что до сих пор о непосредственной причастности Алексеева «к кинематографу писали применительно к одному лишь эпизоду: в 1913 г. фирма „Русское кинематографическое товарищество“, проводя съемки в Петровском парке, засняла инсценировку А. Я. Алексеева „Взятие Азова“».

Коваловой удалось установить, «что А. Я. Алексеев-Яковлев в середине 1910‐х гг. был не только театральным деятелем, но и весьма опытным кинорежиссером. К этому времени его фильмография насчитывала семнадцать картин: большинство фильмов, снятых в Петербурге в 1911 году, ставил именно А. Я. Алексеев. К сожалению, эти картины не сохранились, и о них нам известно очень немного: кинопресса о них почти не писала, а архивных документов, которые касались бы фильмов А. Я. Алексеева, тоже пока обнаружить не удалось»[737].

«Превращать театр в кино Алексееву помогал фотограф и кинооператор Александр Булла – брат Виктора Буллы и сын знаменитого Карла Карловича Буллы, – сообщает Ковалова. – К началу 1910‐х гг. он был уже достаточно опытен в кинематографическом деле: по всей видимости, он работал вместе с братом в сфере документального кино еще в 1900‐е гг.[738] Все фильмы, поставленные А. Я. Алексеевым, были сняты Александром Буллой, причем большая часть картин – это не адаптированные для экрана театральные сцены, а „чистый“ кинематограф. Тематика этих фильмов в целом отвечала установке на „новый репертуар, состоящий из русских пьес“[739], которую провозгласил „Продафильм“»[740].

Опыт постановки массовых батальных сцен под открытым небом закономерно привел Алексеева в кинематограф.

«ПУТЕШЕСТВИЯ» И «ПРОГУЛКИ» ПО НЕВСКОМУ ПРОСПЕКТУ[741]

Antonella d’Amelia

В 1713 году[742] (по другим источникам[743] – в 1712‐м) была прорублена в лесу Большая перспективная («першпективная») дорога, ведущая от Адмиралтейства к Александро-Невскому монастырю, которая в 1738‐м получила официальное название Невская Проспективная улица, а в 1781‐м была переименована в Невский проспект.

При Павле I в 1800 году вдоль проспекта (по обеим сторонам) устроили аллеи[744], и знаменитое первомайское Екатерингофское гулянье впервые было перенесено в город.

«С тех пор, как император Павел Петрович подарил Екатерингоф и Анненгоф князю Гагарину и графу Палену, майское гулянье и гулянье в Троицын день происходят уже не в Екатерингофе, а было 1‐го мая 1800 г. на Невском проспекте. Богатые экипажи тянулись в два ряда от Зеленого моста, через Большую и Малую Садовую улицы, вдоль Екатерининского канала, на Царицын луг. <…> Новое украшение этой улицы, т. е. Невского проспекта, аллеями обошлось в 60 тысяч рублей; от него особенно выиграли местные обыватели, потому что таким образом у них теперь под рукою приятное место для прогулок»[745].

Известные по литературе дневные прогулки (с двух до четырех часов) по левой солнечной стороне Невского от Полицейского до Аничкова моста вошли в моду в царствование Александра I, который любил гулять по Английской набережной, тогда же получило распространение слово «пешеходец»[746].

«Можно смело сказать, что только вокруг Зимнего дворца, на Невском проспекте до Аничкова моста, в двух Морских и в двух Миллионных была Европа, – вспоминает Булгарин город начала XIX века, – далее повсюду выглядывала Азия и старинная предпетровская Русь, с своею полудикостью и полуварварством»[747].

После того как в 1805 году посреди проспекта была проложена аллея от Полицейского до Аничкова моста[748], писатель-сатирик Николай Страхов с иронией отмечал:

Предки наши теряли жизнь сидючи, а ныне настал век потери оной стоючи, ходя и вне дома. Прогулка располагает всем образом жизни до такой степени, что всякому приезжему и давно здесь не бывавшему непременно нужно прежде всех мест идти на бульвар. Там он узнает, что ныне просыпаются в одиннадцать часов утра, начинают прогулки в два часа за полдень, продолжают до четырех, садятся за стол в пять, кончат обед в шесть часов; потом, кто чрез два, кто чрез три часа, но почти все бегут на бульвар, где остаются летом до одиннадцати, а зимою – до девяти часов. <…> Итак, бульвар для праздных людей есть средство никогда не быть с самим собою, женой, детьми, старыми приятелями, делами и совестию: верный способ вместо десяти добрых дел и десяти полезных мыслей во весь день ни одного не сделать и ни одной не иметь. Бульвар сделался сходбищем, куда идут торговать счастие, покупать веселие, прицениваться к найму друзей, нанимать и наниматься любить! <…> В мое время так называемая Англинская набережная почиталась лучшею прогулкою большого света, а люди малого мира смели только передвигать себя по набережной против Летнего сада. Сии богатые рамы зеркал, обтекающих и рисующих в себе прелестный Петербург, ныне променяны на бульвары, не имеющие округ себя ничего живого, кроме толпящихся людей[749].

В 1820 году Свиньин в заметке «Невский проспект в новом виде» отмечал перемены на парадной части улицы:

В прошедшем мае месяце Невский проспект, как некиим очарованием, принял новый, несравненно лучший вид, явился прекраснейшею в свете улицею, в коей единственно нуждалась великолепная столица для торжественных случаев и выездов. Как будто по мановению волшебного жезла исчез высокий булевар, разделявший его на две равные половины, и теперь уже на месте сем разъезжают экипажи по гладкой мостовой. Справедливость требует однако ж заметить, что если булевар сей стеснял лучшую в столице улицу, то заключал для пешеходцев и некоторые выгоды, коих не представляют тротуары, сделанные ныне по обеим сторонам улицы. Во-первых, пешеходец, идя по нем, не был обеспокоиваем встречею с экипажем, коих теперь