сказать, устроен, согласно требованиям истории и автора пьесы, мостик, который и должен изображать, по-видимому, именно Чертов мост. Суворов после стрельбы снова говорит: „Братцы, разрушим мост!“ Разрушим, так разрушим, отчего же нет? Мост разрушается, а пьеса кончается. По крайней мере – коротко»[724].

В этом же 1895 году Алексеев показал «Славный подвиг русских моряков при Синопе». «Пьеса переполнена грохотом ружей и пушек, разрушениями, пожарами крепостей, морскими сражениями и пр.»[725].

Последняя батальная постановка Алексеева «Взятие Геок-Тепе русскими войсками», «изобилующая военными эволюциями»[726], прошла на сцене общедоступного театра на Семеновском плацу, куда в 1898 году перенесли народные гулянья.

Необходимо отметить и известную режиссерскую деятельность Алексеева в петербургских общедоступных увеселительных садах «Аркадия» (1877–1880) и «Крестовский сад» (1881–1882), и позже в парке на Петровском острове, где он поставил серию батальных постановок под открытым небом.

Вот как вспоминает режиссер свои батальные постановки:

На открытых сценах петербургских летних садов я начал работать еще в середине семидесятых годов, и со своей стороны прилагал возможные усилия, стараясь найти такую форму летних развлечений, которая оказалась бы интересной и доступной более широким слоям зрителя.

После ряда поручений по должности помощника режиссера и заведующего постановочной частью, выполнявшихся мною также и на открытых летних сценах Петербурга, мне доверили самостоятельную постановку больших, батального характера, инсценировок, посвященных нашей войне с Турцией в 1877–1878 годах. Такие постановки осуществлялись в то время в Крестовском саду.

Крестовский сад находился на Крестовском острове, на набережной Средней Невки, при окончании Константиновского проспекта… <…> В годы русско-турецкой войны, в связи с интересом к текущим военным событиям, в Крестовском саду были осуществлены батальные постановки под открытым небом «Война с Турцией», «Храбрость сербиянок», «Взятие Ардагана». Возникший в 1881 году летний увеселительный сад нового типа «Аркадия», расположенный на берегу Большой Невки, на рубеже Старой и Новой Деревни, продолжал эту традицию, и там мною были осуществлены такого же рода постановки «Наши герои-победители» и «Взятие Плевны», а затем «Синопский бой».

От военных пантомим, ставившихся на гуляньях «под горами»[727], эти постановки отличались прежде всего тем, что предметом изображения была почти исключительно военная современность, а не военная история. Отличались они также более развитой сюжетной стороной и неизмеримо более сложным и эффектным оформлением. Возможность использовать местность, окружающую открытую сцену, пользоваться двумя, а то и тремя временными сценами, наличие прудов и рек, на которые перебрасывалось действие, наконец, возможность обильно применять пиротехнику и даже взрывчатые вещества – все это давало огромные преимущества постановщику и очень увлекало меня по молодости лет и новизне самой задачи.

Так, например, в постановке «Война с Турцией», шедшей осенью 1877 года в Крестовском парке, войска в полной амуниции вплавь переправлялись через реку, а саперы наводили понтонный мост для переправы тяжелых орудий. В постановке «Синопского боя», осуществленной летом 1886 года в «Аркадии», было показано нападение турок на пограничный пост, геройская его защита нашим гарнизоном, пожар, взрыв и обвал казармы, подожженной неприятелем. В заключительной картине, происходившей на воде, три наших корабля и два фрегата сражались против восьми судов противника, причем все заканчивалось взрывом и пожаром вражеских военных судов.

В общем, это были инсценировки массовых батальных сцен, сделанных как бы для киносъемки. В них участвовало до пятисот человек, в действие вводились орудия, лошади, собаки, почтовые голуби, а в финале – воздухоплаватели на воздушных шарах. Основные эффекты заключались в переправах через реку, атаках крепостных стен, сражениях, взрывах, обвалах и торжественном, победном апофеозе. Иногда в сценарий был введен какой-нибудь праздник, прерывавшийся вестью о войне, о нападении неприятеля – празднество вводилось главным образом с целью дать место пляскам и пению.

Постановки такого рода собирали многочисленных зрителей, до десяти-двенадцати тысяч человек, и привлекали демократическую публику, особенно из числа молодежи[728]

Массовые батальные сцены задолго до изобретения кино ставились Алексеевым по кинематографическим законам («как бы для киносъемки»).

В 1896 году городское самоуправление поручило Алексееву устраивать летом по воскресным и праздничным дням народные гулянья в парке на Петровском острове.

В Петровском парке, рассказывает Алексеев,

…я надумал давать постановки под открытым небом, на пруду и на его берегах, хорошо доступных обозрению зрителей.

Наибольший успех имели осуществленные в последние годы функционирования парка «Ермак Тимофеевич, покоритель Сибири» и «Взятие Азова Петром Великим»[729].

Действие «Взятия Азова» было мизансценировано следующим образом: первое действие – на противоположном от зрителей берегу продолговатого пруда (против мест для платной публики), второе – на протяжении всего пруда, и третье – на островке в центре пруда.

Берег и островок изображали требующиеся по сюжету местности, декоративная обстановка которых, сделанная на прочной подделке, в расчете на дневной свет и «натуральность» окружающей природы, сохранялась от одного воскресенья до другого. Более всего удался артиллерийский бой на кораблях петровского времени, восторженно принимавшийся зрителями, особенно в финальной сцене пожара неприятельской флотилии, весьма живописного на воде.

В постановке «Ермака Тимофеевича» мною было применено несколько удачных – или, точнее, удавшихся – выразительных приемов, новых для массовых постановок, даваемых на воде под открытым небом.

Упомяну об эпизоде прибытия гонцов в Москву дабы «бить челом» Ивану IV «сибирской землицей». С целью дать ощущение первопрестольной Москвы (при невозможности достигнуть этого в своеобразных условиях постановок под открытым небом), я скрыто разместил в зелени окружающих деревьев около полусотни разного звона колоколов, так что в необходимый момент перемены действия, перенесения его в Белокаменную, раздался, загудел, разнесся над водою виртуозно исполненный звонарями «малиновый перезвон», тогда как из-под земли поднялись глубоко закопанные внутрь, хорошо офактуренные очертания зубчатых стен Кремля.

Удался мне и заключительный эпизод гибели Ермака Тимофеевича в бурных водах Иртыша. На небольшом участке пруда, «локализированном» для глаз зрителя наподобие своего рода «выгороди», исполнитель роли Ермака выразительно падал в воду, которая при помощи особых мною изобретенных подводных приспособлений, «бурлила» и «закипала», скрывая Ермака, поглощая его своими «волнами». При исполнении этого эпизода зрители невольно ахали – единый вздох громадной толпы несся с берегов, отдаваясь гулким эхом…

При этих постановках число посетителей Петровского парка, по подсчету «турникетов», превысило восемьдесят тысяч человек[730].

«Удавшиеся выразительные приемы», о которых пишет Алексеев, теперь скорее напоминают кинематограф, чем театр. Трюк с гибелью Ермака, который «тонет», действительно погружаясь в «бурлящую» воду, в театре невозможен и противоречит самым фундаментальным канонам театрального искусства. Зато для кинематографа этот эпизод более чем органичен.

С 1898 года Алексеев работает в Петербургском попечительстве о народной трезвости: режиссером, главным режиссером, а с 1902‐го заведует всей театральной частью. Под его режиссурой проходили народные гулянья с театральными представлениями в Михайловском манеже, на Семеновском плацу, в Екатерингофском и Таврическом садах, Полюстрове, Петровском парке, на Васильевском острове, в саду при Народном доме в Александровском парке.

За свою деятельность в попечительстве Алексеев был удостоен звания почетного потомственного гражданина и большой золотой медали на Станиславской ленте[731].

К открытию Народного дома (1900) в Александровском парке, против Петропавловской крепости, Алексеев поставил историческую хронику Виктора Крылова «Петр Великий». «Обстановка „Петра Великого“ поражала богатством костюмов и роскошью декораций и аксессуаров. К участию в пьесе, кроме многочисленных статистов, была привлечена рота солдат одного из гвардейских полков»[732].

Алексеев руководил зрелищной частью Народного дома двадцать лет, ставя феерии, исторические и бытовые пьесы, драмы, комедии, оперы. «Народный дом вначале являлся своеобразным продолжением народных гуляний на площадях, – вспоминает режиссер. – Придя в него, я исходил из того, что наблюдал и чему научился