Ареана рассматривала мужчин пытаясь заметить все примечательные черты. Оба чернявые и кареглазые, рост пока они в воде стоят не разобрать, телосложение среднее, не полные, не худые, но и не накачанные. У одного, того что постарше, волосы коротким ёршиком острижены и шрам крестом прямо на переносице, вряд-ли такие у многих есть. У второго волосы ниже плеч и отсутствует мочка правого уха, кажется у моряков так наказывают за провинность перед командой, если проступок не дотянул до смертной казни. Зато все будут знать что этому человеку доверять нельзя. И то, что Ареана сейчас наблюдала было очередным подтверждением правильности подобного вердикта.

Заговорщики как назло в это время помалкивали, и девушка никак не могла понять кто из них является обладателем хриплого голоса. А может и вовсе повезло бы, и кто-то назвал товарища по имени или кличке. Но те как назло принялись намываться. Затем молча выбрались на берег. У того что помоложе на левой ягодице шрам приметный обнаружился, но такое даже озвучить стыдно. Вскоре удаляющихся мужчин окончательно скрыла пелена тумана. Сколько бы Ареана не старалась, ей никак не удавалось ещё больше растянуть связующую с собственным фантомом энергетическую нить. Словно издеваясь издали послышались приглушённые голоса, вот только слов было уже не разобрать.

Сборы не заняли много времени. Вскоре мы уже вошли в одно из ближайших селений. Отец продал часть своей добычи, выручив ещё немного денег к тем, что у нас уже имелись. Вернее, к тем, что я оставляла отцу. Здесь он не потратил ни единого медяка, всё необходимое обменивая на собственноручно добытые мясо, рыбу, меха.

Дорога стелилась под ногами, вёлся неспешный разговор. Отец пытался узнать меня получше. И даже докопался до моих сердечных тайн. Пришлось признаться в тайной переписке с принцем и нашей единственной встрече. Про поцелуй я умолчала, это слишком личное. Зато поведала о рухнувших планах на бал дебютанток, где Годар собирался сообщить родным о наших отношениях. О противоречивых чувствах разрывающих мои душу и сердце на части. О Гроне. Таком независимом, и так своевременно оказывавшемся рядом когда требовалась помощь. Увы, не в этот раз. Там, в лесу, он не появился.

Вечером, когда мы разбили лагерь возле дороги, возле нас остановился обоз из трёх телег. Мужики, бабы, дети. Человек пятнадцать. По измождённому виду явно беженцы.

— Мы вас не потесним? — крикнул непривычно рыжебородый коренастый мужик видимо являющийся главным в обозе.

— Милости просим, — отозвался отец, жестом приглашая присаживаться к костру, а я лишь мешок с ценными сушеными травами поближе к себе пригребла.

Минут через десять все вновь прибывшие разместились возле костра. Пришлось сбегать к протекающему поблизости ручейку набрать побольше воды на похлёбку.

Люди с опаской косились на нас. Женщины держались в сторонке, дети жались к юбкам матерей.

Ну да, вещи отца хоть и поистрепались за последние полгода, но были слишком добротными и явно некогда очень дорогими, что не могли не заметить. Мой вид в брючном ездовом костюме тоже выдавал во мне не простую селянку.

— Куда путь держите, люди добрые? — помешивая содержимое котелка, поинтересовался отец.

— Селение наше сожгли, господин, — произнёс рыжебородый. — Пробирается к столице. Продадим зерно, что удалось увезти. А потом вглубь, подальше от побережья…

— Значит, нам по пути, — улыбнулся отец.

— Не боязно вам вдвоем на дорогах? Лиходеев немало сейчас развелось, говаривают, — вступил в разговор ещё один из гостей.

Уж не себя ли они к таковым причисляют? Бедственное положение людей и не до такого довести может. Хотя нет, вряд-ли. Те не стали бы за собой баб да детей таскать.

Отец вытащил из-за пояса кинжал, и кивнул на лежащий под рукой лук, мол, за себя постоим. Я для пущей острастки достала пистолет, чем откровенно шокировала новых знакомцев. Оружие-то редкое, мало кому такая роскошь по карману.

— Хорошо, коли так, а сами куда направляетесь? — доставая из сумы каравай хлеба и сыр, уточнил рыжебородый.

— Так туда же, в столицу, — с слишком явной беззаботностью отозвался отец.

Наверняка прощупывает нежданных попутчиков на предмет гнильцы и дурных намерений.

И тут у одной из женщин на руках захныкал ребенок. Не хорошо так. Не со свойственным младенцам надрывом, не капризно, а как-то вяло, словно и на это уже сил не было.

У меня аж сердце сжалось от боли. Я поднялась, приблизившись к взирающей на меня с опаской молодой девушке, лет семнадцати, тщетно пытающейся одновременно и утихомирить малыша, и спрятать его от посторонних глаз.

— Покажи, не бойся, — тихо попросила я, но бедняжка лишь прижала тихо постанывающий ворох тряпья к груди. — Я маг, и могу помочь, — добавляю.

— Маг?.. Что? Как… — раздаются приглушённые щепотки, и я буквально физически ощущаю повисшую возле костра тишину.

Ну да, мы редкость, многие и вовсе считают магию не более чем сказкой. А те кто с ней сталкивался или боятся, или считают, величайшим из чудес.

Рыжебородый поборов шок цикнул на девушку, и та позволила мне осмотреть малыша. Мальчику ещё и пары месяцев от роду не было. Сильный жар буквально сжигал крохотное тельце отнимая последние жизненные силы.

Скинув курточку, уложила на него слабо шевелящийся комочек. Распутала укутывавшее его тряпьё. Сконцентрировав внимание провела рукой над крохотным тельцем. Слишком худым для малыша, слишком измождённым. Вот и куда их понесло с таким крохой? Не встреться мы, он бы и двух дней не протянул.

Сосредоточилась концентрируя магическую энергию на кончиках пальцев и пустила её в тело младенца позволяя очистить его от всего дурного, напитать силой. Нашлась и причина хвори, пожиравшей кроху. Потянула эту дрянь наружу, ощущая словно что-то липкое и противное даже на расстоянии к коже липнет. Мысленно защелкнула на своих запястьях защитные энергетические браслеты, блокирующие проникновение заразы в моё тело. И положив ладонь на грудку малыша закрыла глаза сосредотачиваясь пуще прежнего.

Гадость упорно не желала покидать своё временное пристанище, но всё же сдавалась миллиметр за миллиметром приближаясь к поверхности пылающей от жара кожи. Вот я уже ощутила пульсирующий жар, и ухватилась за проступившую наружу заразу. Потянула. Ребенок заверещал, будто его резали. Краем глаза заметила как мужики схватили рвущуюся ко мне мать, удержали и это хорошо. Ещё мгновение, и горячий пульсирующий ком оказался в моей руке, а малыш затих.

— Дай кинжал, — обратилась к отцу, с трудом узнавая в этом хрипе собственный голос.

Под давлением гнетущей тишины отец выполнил требование.

Покачиваясь встала, в одной руке сжимая кинжал, в другой смертоносную гадость неведомого мне происхождения. Прошла к опушке леса. Отыскала молодое деревце, выковыряла кинжалом ямку у самых его корней, бросила туда продолжающую пульсировать упругую мерзость. Мысленно стянула с запястий браслеты, притащив их сквозь кисти, и снимая все последствия взаимодействия с неведомым злом. Бросила их в ту же ямку, блокируя возможность освобождения. Прикопала. И тут же на меня упал сухой лист. Подняла взгляд. Минуту назад бывшее крепким деревце с молодой листвой вмиг зачахло.