Мы вместе сбросились на ремонт, но падение доллара привело меня в шок. Его стоимость упала на 25 % с моей поездки прошлым летом, и торговцы по всей Африке отказывались принимать его. В предыдущие поездки на мои доллары всегда был спрос. Люди жаждали заполучить доллары, хранили их на черный день и предпочитали их любой другой валюте. Теперь же он был никому не нужен, а мне было даже стыдно упрашивать их продать мне что-либо за эти деньги. Ситуация с долларом с каждым днем лишь ухудшалась, и обменщики валюты боялись держать его у себя, ведь вся прибыль от обмена могла просто исчезнуть. Этот опыт научил меня скромности, ведь до той поры я чувствовал себя гордым и сильным человеком, обладавшим «зеленью».

* * *

Области к югу от Мавритании в Западной Африке не сильно меня привлекали. Посещение некогда процветавших и мирных стран, разрушенных бессмысленными войнами, не доставляло никакого удовольствия. Я откладывал эти поездки вот уже пять лет в ожидании, что убийства прекратятся в Либерии, Сьерра-Леоне, Кот-д’Ивуаре и Нигерии. Я воспрял духом, когда за несколько дней до моего отъезда из Нью-Йорка пришли новости о том, что в Кот-д’Ивуаре установилось перемирие и местная почта начала рассылать по адресам пять миллионов писем, скопившихся за время гражданской войны. Но для того чтобы действительно захотеть поехать туда, мне понадобилось бы намного больше хороших новостей.

Каждая из этих стран была по-своему пугающей из-за непрекращающихся гражданских войн и внутренних неурядиц. Большая часть африканцев получала от жизни совсем мало и потому ни на что не надеялась, но жители трех из этих стран шли по пути к процветанию, пока сами же все не испортили, и потому острее ощущали нужду. Как унизительно потерять статус самой успешной страны континента. Какая ирония, что государства, откатившиеся назад, звались «развивающимися». Я сразу замечу, что ехал туда лишь затем, чтобы вычеркнуть эти страны из своего списка, и не собирался задерживаться там ни на минуту.

Но уже с самого начала все мои планы пошли псу под хвост. Расписания рейсов на моем направлении сбились из-за банкротства многих африканских авиалиний, вызванного гражданскими войнами. Другие компании стали жертвами государственной коррупции: правящие верхушки этих стран пользовались авиалиниями в свое удовольствие, не обращая внимания на пассажиров с оплаченными билетами, что приводило к краху компаний. Мой план совершить прямой перелет из Нуакшота, столицы Мавритании, во Фритаун, столицу Сьерра-Леоне, которые разделяли лишь несколько сот миль по побережью, был невыполнимым. Я должен был лететь из Мавритании в Дакар в Сенегале, из Дакара в Абиджан в Кот-д’Ивуаре, из Абиджана в Аккру, столицу Ганы, и в конце концов в полуразрушенный аэропорт Сьерра-Леоне, из которого мне предстоял пятичасовой путь на автобусе и корабле до Фритауна, потому что большинство дорог и мостов было уничтожено. Таким образом, быстрый двухчасовой перелет превратился в двухдневные скитания.

Экономика Сьерра-Леоне, богатой золотом и алмазами страны, процветала до начала жестокой гражданской войны, длившейся с 1991 по 2002 год. Теперь она занимала почетное место в списке десяти самых бедных стран планеты. Ее прогресс остановился на десятилетия, инфраструктура была разрушена, взлетел уровень бедности. Я видел пыльные улицы Фритауна, заполненные безногими и безрукими жертвами недавнего братоубийства, их было так много, что инвалиды проводили ежедневные соревнования по футболу на самодельных костылях. Страшное подобие Паралимпиады для бедняков. Я не остался здесь надолго.

* * *

В 1980-х Кот-д’Ивуар был экономическим чудом и образцом африканской стабильности. Во второй половине 90-х страна начала приходить в упадок из-за снижения цен на какао-бобы и растущего внешнего долга. Полное обрушение экономики произошло на Рождество 1999 года, когда военные организовали государственный переворот из-за невыплаченной заработной платы, плохих условий жизни и коррумпированного правительства, а в 2004 году страна погрузилась в хаос, когда тысячи людей, вооруженных мачете, атаковали дома и военные базы французов. К тому моменту, когда я приехал туда, убедившись, что в стране достаточно безопасно, я увидел лишь тусклый и безжизненный скелет города с ободранной краской, крошащимся бетоном, со зданиями, стены которых были изрешечены пулеметами, с высокой инфляцией, безработицей и ощущением невосполнимой потери от ухода французских эмигрантов, некогда контролировавших местную экономику. И здесь я не задержался.

* * *

На протяжении 150 лет Либерией управляли семьи бывших американских рабов, которые составляли менее 5 % населения и относились к местным, как к собакам. Тем не менее до 1970-х они умудрялись сохранять стабильную экономику с опорой на резину и другие природные ресурсы. Теперь же единственными, кто мог здесь заработать, были продавцы колючей проволоки и поставщики оружия. Лезвия колючей проволоки и осколки битых бутылок, залитые цементом, сверкали на каждой стене. Сотни солдат ООН с синими повязками на рукавах охраняли правительственные здания, большая часть которых уже была сожжена или разграблена. Охранники в военных сапогах и с полицейскими дубинками патрулировали практически все магазины. Да, благодаря отеческому пониманию и давней финансовой поддержке США (за которую либерийцы так благодарны американцам) в стране все еще оставалась надежда на светлое будущее. Множество проектов по перестройке Монровии спонсировалось Агентством международного развития США. Но до будущего еще далеко, потому здесь я также не остался надолго.

* * *

Мое скорое отбытие из Либерии и Сьерра-Леоне было вызвано, в том числе, и моей неспособностью говорить на местном языке. Хотя английский был официальным государственным языком обеих стран, они говорили резко и очень быстро, с вкраплениями креольских слов. Я не понимал их даже больше, чем узбеков.

Если верить новостям, которые я услышал от группы пеших туристов – зачастую самого надежного источника информации, – вот уже третий день нигерийцы не трогали гостей страны, и я решил попытать счастья. Я колебался перед поездкой в Нигерию, ведь многое там представляло опасность – продолжительный конфликт между мусульманским севером и христианским югом, религиозное возмущение проведенным в стране конкурсом «Мисс Мира», недовольство неравным распределением доходов от продажи нефти, большая часть которых оседала в карманах правящего класса, и повсеместная уверенность в том, что одна из ведущих экономик Африки катилась к чертям. И вновь началась моя внутренняя война между желанием безопасности и желанием увидеть страну. Незамедлительная поездка в это государство упростила бы мои планы на будущее, потому что тогда я бы посетил все страны в северной части Африки, кроме Чада, и все страны на западном побережье континента вплоть до Анголы.

Я долетел до Лагоса, самого большого города в Африке с 21 миллионом жителей и одного из трех многоэтажных остекленных городов западного типа на всем континенте. Здесь сосуществовали знойный летний климат Хьюстона и архитектурный дух Детройта, завышенные цены Токио и гостеприимство Туркменистана. Единственное, что хоть как-то оправдывало Лагос, – это скоростной Интернет с американской раскладкой на клавиатуре и самый вкусный суп из козлиного мяса в горшочке по эту сторону Карибского моря.