– Я согласен, что потеряться в Сахаре очень легко, – ответил он, – но только если твой мозг работает не так, как нужно. Не надо нам компасов. Мы будем следовать за ветром, а ночью сориентируемся по лунному свету. GPS-навигатор – это новое изобретение. Его не существовало, когда я только стал проводником. Он все еще в новинку для Африки. У меня нет GPS, потому что я не вижу в нем смысла. Потеряться в Сахаре – небольшое развлечение для каждого путешественника. Ты можешь открыть для себя новые земли и интересные места. Компас мог бы выручить нас, но я не думаю, что это так уж важно. Мы не пользуемся компасами. Мы не пользуемся GPS. Мы путешествуем так, как подсказывает чутье.

Мое чутье подсказывало, что все очень плохо. Я знал, что если мы и впрямь направляемся к Ансонго, то можем застрять там на неделю, если в городке не окажется бензина, что не входило в мое представление о «развлечениях путешественника».

Когда мы остановились, чтобы помочиться, я снял часы, положил их на песок и с помощью прямой веточки и яркого солнечного света сделал компас. Для этого нужно совместить стрелку часов с тенью перпендикулярно поставленной палки, и тогда юг совпадет с точкой между стрелкой часов и двенадцатичасовым делением на циферблате. Таким образом я удостоверился, что мы ехали на юго-восток, но Бог был слишком гордым, чтобы прислушаться к увещеваниям своего клиента или моего самодельного определителя азимута.

Через полчаса мы добрались до источника в тени пальмовых деревьев, где несколько людей разбили стоянку и поили свое стадо, единственные люди, которых мы встретили за четыре часа. Они не знали ни слова по-английски или по-французски или любого другого понятного Богу языка, но когда я пять или шесть раз осторожно повторил слово «Бамако», они вроде бы поняли его и закивали. Хотя мы не планировали ехать прямо до Бамако, этот город находился в нужной нам стороне, и я чувствовал, что, раз это место было столицей их страны, они могут знать, где оно находится. Я попытался объяснить жестами и вопрошающим видом, что нам нужно было найти: «Бамако! Бамако! Бамако!» Наконец они поняли и показали нам направление – сильно вправо, больше чем на сто градусов к западу от того курса, которому мы следовали.

Бог сдался и поехал на запад-юго-запад. У нас ушло два волнительных часа на то, чтобы добраться до протоптанной дороги, которую мы искали и которая точно вела к Бандиагаре.

С того момента Бог разрешил мне быть его проводником в четырех других поездках – в одной по Бруклинскому мосту и трех по бульварам Нью-Йорка, где живет его подружка, которую он навещает каждый год во время дождливого сезона в Западной Африке.

В Бандиагаре нам пришлось ждать сутки, пока не утихомирится песчаная буря, а затем мы целый день катались по нагорью Бандиагары, где должны были провести три дня среди догонов, одной из немногих этнических групп, до сих пор хранивших древние традиции и не подвергнувшихся захвату благодаря их впечатляющим горным цитаделям.

Я восхищался ими 30 лет, с тех самых пор, как купил вытянутую догонскую статую, принятую мной за таксу. Впоследствии оказалось, что она изображала лошадь. Несмотря на это, я чувствовал тревогу, подходя к их укреплениям, так как не был уверен насчет своей совместимости с догонами. Они сравнивают женскую вагину с муравьиной норой, а клитор – с насыпью термитов, до чего я бы никогда не додумался. Да и не хотел бы.

Четыреста догонов населяют центральную равнину Мали к югу от большого поворота реки Нигер, в области, разделенной пополам нагорьем Бандиагара, песчаным утесом высотой в 500 метров и длиной в несколько километров. Они бежали сюда из других областей Мали тысячи лет назад, отказавшись предать традиции своих предков и анималистские верования и обратиться в ислам, и заняли оборону среди скал и пещер. В правление ислама их причислили к народу, годному для рабства. Арабские работорговцы убивали пойманных мужчин и отправляли женщин и детей на служение в растущие города Западной Африки.

Этот народ незлобив. Они стремятся к спокойной жизни в племени, которое с радостью показывают во время регулярных церемоний, на которых женщины хвалят мужчин, мужчины благодарят женщин, дети оказывают дань уважения старшим, а старшие выражают признательность младшим за их труд.

Сначала они занимались натуральным хозяйством, направляя струи дождевой воды к подножью нагорья, чтобы выращивать просо, рис, сорго, табак, арахис и овощи. Позже они выстроили искусную ирригационную систему и теперь зарабатывали неплохие деньги, выращивая богатые урожаи сладкого лука, популярного на всей территории Западной Африки. Когда мы ехали к нагорью мимо монохромных пейзажей цвета хаки, поля сладкого лука особенно выделялись своей сочной зеленью и густотой стройных стеблей.

Догоны практикуют женское обрезание. Оно распространено по всей территории Африки, так как в патриархальных общинах верят, что эта тактика лишения женщин сексуального удовольствия делает их верными супругами. Догоны же практикуют обрезание по совсем иным, благородным и полезным, в их понимании, причинам. Они верят, что, когда их бог создавал Вселенную, он был еще слишком неопытен и совершил несколько ошибок, оставив мужчинам ненужную им женскую часть – крайнюю плоть, а женщинам бесполезную мужскую часть – клитор. Женщины и мужчины племени пытаются «исправить» эти ошибки и помочь каждому почувствовать истинную идентичность своего пола через обрезание. Избавляясь от «лишних» частей, мужчины становятся более мужественными, а женщины более женственными – это своеобразное обрезание без половой дискриминации. Церемония проводится с особой осторожностью и тщательностью в специальной пещере для обрезаний, здесь используются острые и стерильные инструменты, выкованные местным кузнецом. После церемонии догоны следят за состоянием юношей и девушек до тех пор, пока не пройдет опасность заражения.

Догонов нельзя назвать сексистами, ведь их женщины намного более свободны и уважаемы, чем в большинстве других африканских сообществ. Догонская женщина не расценивается как рабыня или объект имущества, она является независимой личностью, которая приходит и уходит по собственному желанию. От нее не требуется покорно делить своего мужа с другой женщиной, она покидает свой дом, когда посчитает нужным, она самостоятельно распоряжается своим доходом. У нее есть собственный амбар, где она хранит свою одежду, предметы по уходу за собой, украшения, еду и деньги, которые она выручает от сельскохозяйственных работ, плетения корзин или продажи скульптур.

Так как же должна расценивать факт женского обрезания у догонов так называемая просвещенная западная цивилизация? Должны ли мы принять эту практику или попытаться навязать им свои ценности? Правы ли мы? Заблуждаются ли они? Кто мы такие, чтобы судить?

* * *

После посещения догонов мы вернулись в Бамако и сердечно попрощались друг с другом. Бернард отдал мне свою футболку с командой «Окленд Рэйдерс» размера XL (которую было опасно носить на территории «Нью-Йорк Джетс»), а я взамен подарил ему футболку из Нью-Йорка, на которой было изображено ярко-желтое такси, которой он дорожит до сих пор. Бог улетел в Касабланку, чтобы встретиться со своей нью-йоркской подружкой, а Бернард отправился в трехдневную поездку на автобусе обратно до Ганы. Мой график сдвинулся на одну неделю из-за поломок и неурядиц, поэтому я полетел в Мавританию вместо того, чтобы проехаться по суше, как планировал изначально. Мы оставили раздолбанный «Лэндкрузер» в ремонтной мастерской в Бамако на очереди за запасным радиатором, хотя у меня осталось впечатление, что его могли спасти только молитвы.