Трясясь со Стивом по иссушающей пустыне, пересекая еще одну часть света, мы болтали о наших пустынных мечтах. В его планы входило напиться до изнеможения ледяного пива в самом центре Гоби. (И последние десять лет мы раздумывали над путешествием в Монголию, где у нас был бы шанс выпить как раз такого пива.) Моей пустынной мечтой был десерт – поесть настоящее мороженое в Томбукту. Чтобы воплотить мечту в реальность, еще в 1988 году я запасся целым пакетом сублимированного мороженого. Незадолго до поездки я смахнул с него пыль и, не глядя на дату истечения срока хранения, засунул в свою сумку. Когда вечером мы добрались до Томбукту, я по-царски отужинал, расстелив коврик на остывающем песке, наблюдая за красным закатом над Сахарой и наслаждаясь мороженым, которое я ждал больше 40 лет.

Бог и Бернард ушли искать пристанища в отеле рядом с ремонтным магазином, а я расстелил свой спальный мешок в старом загоне для верблюдов на отшибе города, где теплый ветер носился между алмазными звездами безоблачного ночного неба.

На следующий день в городе я встретил погонщика каравана туарегов, который пригласил меня в свою палатку попробовать чай и козлиное мясо, и на ломаном французском мы начали обмениваться историями, во время которых я выпил как минимум четыре стакана жгучего туарегского чая со свернувшимся козлиным молоком. Он рассказал мне, что он, как и его отец и отец его отца, управляет караваном из 120 верблюдов, которые ходят по древней дороге, протянувшейся от соляных разработок на 700 километров к северу. А я удивлял его рассказами о метро, играх в снежки, катании на коньках, блочных домах, лифтах, небоскребах и, прости меня Аллах, о бикини.

Мне было легко с погонщиком, но того же нельзя было сказать о других мусульманах, которые встречались на пыльных улочках Томбукту. Уже на протяжении 30 лет я чувствовал себя комфортно в обществе арабов, мне нравится общаться с ними. В нескольких поездках в Марокко я разделял с ними дружескую трапезу в касбах и на базарах. На отдыхе в Израиле я провел много времени в Новом Иерусалиме, где встретил своего любимого парикмахера-араба. Но в мое последнее путешествие выражения их лиц стали неприветливыми, а трое злых подростков забросали меня камнями. Я чувствовал, что их отношение и поведение менялось, что арабы больше не были так дружелюбны и приветливы. Я чувствовал легкий страх. Это ощущение можно было бы игнорировать даже после февраля 1998 года, когда лидеры разных джихадистских группировок издали религиозный указ под заголовком «Декларация Мирового исламского фронта за джихад против евреев и крестоносцев». Я не воспринимал этого всерьез – до событий 11 сентября 2001 года.

После того как я припомнил весь контекст той трагедии – бомбардировка бараков пехотинцев в Ливане в 1983 году, бомбардировка башни Эль-Хубар в Саудовской Аравии в 1996 году, посольств США в Найроби и Танзании в 1998-м и миноносца USS Cole близ Йемена в 2000 году, я начал понимать, что обычные американские туристы могут легко подвергнуться нападению в мусульманских странах. Хотя я лично не встречался с агрессией, вызванной моей национальностью, до 2005 года.

По большей части религиозный указ 1998 года осуждал политику США, но главное, что волновало меня в путешествии по мусульманским странам, где наблюдалось все больше террористических актов, был этот эдикт: «Во славу Господа, мы призываем каждого мусульманина, который верует в Бога и надеется на воздаяние, подчиниться призыву Господа и убивать и грабить американцев при любой встрече или возможности». Более того, перед самой поездкой я прочитал хадисы, развивающие сюжеты Корана и изречения Пророка, и был потрясен, узнав, что многие из них подвигали верующих к военным действиям. Эти предписания не оставляли места для интерпретаций, но у меня на повестке было еще шесть непосещенных исламских стран.

Большинству жителей Запада сложно осознать господствующую роль религии в жизни правоверных мусульман. Однажды у меня состоялась удивительно доходчивая беседа с двумя тридцатилетними учителями старшей мусульманской школы в Томбукту, современными и разумными мужчинами, которые без обиняков сказали мне, что они обязаны вести джихад до тех пор, пока все неверные не придут к мусульманской вере либо не будут вынуждены подчиниться мусульманскому господству.

Хотя я был в восторге от того, что наконец посетил Томбукту, у меня были все шансы никогда не вернуться оттуда.

Два года спустя группа безжалостных радикальных джихадистов и туарегов совершила набег на Томбукту, свергла выбранное правительство, захватила контроль над городом и всем севером Мали, установила жесткую форму исламского правления и превратила эту территорию в настоящий магнит для всех международных террористов – афганцев, пакистанцев, нигерийцев, «Ансар-ад-Дин», «Аль-Каиды» исламского Магриба. Они разрушили три объекта Всемирного наследия ЮНЕСКО, столь ценимые местными жителями, заменили мирное личное почитание бога жестким и подавляющим законом шариата, до смерти забили камнями пару за внебрачные отношения, избили и бросили в тюрьму всех несогласных, стали причиной бегства сотен тысяч людей и поклялись положить конец всем сношениям с западным миром. Позже французский спецназ оттеснил их обратно к горам, где они и находятся до сих пор, опасные и убежденные в своей правоте.

* * *

Когда починка нашей машины была окончена, мы отправились на юго-юго-запад, откуда и приехали, и после дня поездки в этом направлении мы повернули на восток, к нагорью Бандиагара, стране догонов, которые находились примерно в 600 километрах. После часа жуткой тряски по колее, которая была протоптана на несколько футов до самых камней и твердой почвы поколениями путешественников, Бог, которого уже достали сварочные мастерские, скомандовал Бернарду вести машину по мягкому песку, но ехать параллельно глубоко утрамбованной дороге.

Легче сказать, чем сделать! Пески были настолько сухие и сыпучие, что они не давали опоры, особенно когда нам приходилось подниматься по бесчисленным шести- и семиметровым дюнам. После того как мы застряли три или четыре раза и нам пришлось выкапывать, вытаскивать и толкать машину, Бернард постарался огибать дюны. Когда он приближался к одной из них, он проезжал мимо, и я заметил, что после постоянных поворотов налево мы стали отклоняться к юго-востоку. Вскоре мы потеряли дорогу из виду.

У меня отличное топографическое чутье, и после часа виляния вокруг дюн я был уверен, что мы направляемся к юго-востоку и сбиваемся с курса, уходим все дальше от дороги, но Бог был не согласен. Я оставил свой компас в Бамако с большей частью своего снаряжения, поэтому мне было трудно доказать свои предчувствия. Мы попали в песчаную бурю, но Бернард продолжал движение, хотя и снизил скорость. Буря усилилась и закрыла солнце на целый час, что усугубило наше положение. Вскоре после того, как воздух очистился, мы добрались до дороги, по которой, судя по следам, ездили грузовики и машины. Бог был уверен, что это нужная нам дорога, и распекал меня за мое неверие в его умение ориентироваться, но я был убежден, что мы сбились с пути. Я взглянул на свою карту Мали и заключил, что мы были на дороге к Ансонго, маленькому городу неподалеку от границы с Нигерией и в нескольких сотнях миль от того места, где мы должны были находиться. Я сказал об этом Богу и упрекнул его в том, что в этой местности без каких-либо ориентиров у него не было ни компаса, ни GPS-навигатора.