Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Еще до открытия конгресса Петербургский кабинет пытался дипломатическими средствами расколоть англо-австрийский блок и предотвратить изоляцию России. С этой целью он пошел на сепаратные переговоры с наиболее опасными противниками — Австро-Венгрией и Англией. Переговоры в Вене не дали желаемого результата. В Лондоне они (ценой уступок со стороны России) завершились подписанием 18 (3) мая 1878 г. секретного англо-русского соглашения163. В соответствии с ним Болгария отодвигалась от Константинополя за оборонительную линию Балканского хребта.
Петербург был вынужден уступить требованиям Лондона о разделе Болгарии на Северную и Южную; Северная Болгария получала самостоятельное управление, Южная Болгария — административную автономию, губернатора из христиан, избираемого с согласия европейских правительств. В Анатолии (Малой Азии) Россия отдавала Турции Баязет и Алашкерскую долину.
Англия выступала в переговорах с Россией в роли «защитника» Порты и требовала от султана компенсации за это. Речь шла об острове Кипр — важной стратегической базе и транзитном центре Восточного Средиземноморья. Захват Кипра вел к укреплению позиций Джона Буля в Азиатской Турции, на путях к Египту и Персидскому заливу и в то же время ослаблял влияние России в Малой Азии. Осуществить оккупацию Кипра Лондон пытался с согласия султана. С этой целью британский кабинет предложил Порте подписать тайную англо-турецкую конвенцию, содержание которой сводилось к защите якобы владений Турции от захвата Россией.
4 (16) июня 1878 г. конвенция, вошедшая в историю под названием Кипрской, была подписана. 6 (18) июня 1878 г. «владычица морей» заключила союз с Австро-Венгрией о совместных действиях двух держав в болгарском вопросе и о поддержке Англией планов Австро-Венгрии, стремившейся к оккупации Боснии и Герцеговины164. Уайт-холл торжествовал победу. Он привязал к колеснице своей политики не только Турцию и Австрию, но и Россию.
Берлинский конгресс
Сан-Стефанский договор был изменен в существенных частях Берлинским договором 1 (13) июля 1878 г., принятым на Берлинском конгрессе, заседавшем с 1 июня по 1 июля. Формально конгресс должен был выработать трактат вместо утратившего силу Парижского мирного договора 1856 г., поэтому полноправными участниками конгресса считались государства, подписавшие Парижский договор, в том числе Италия, как преемник Сардинского королевства. Делегации великих держав возглавлялись министрами иностранных дел или же премьерами — Бисмарком, Горчаковым, Дизраэли, Андраши, Баддингтоном и Корти. Помимо трех официальных представителей в состав каждой делегации входило по несколько советников и офицеров. Наряду с А. М. Горчаковым Александр II включил в число представителей России посла в Лондоне графа П. А. Шувалова и посла в Берлине П. П. Убри165.
Во время конгресса состояние здоровья 80-летнего Горчакова было далеко не блестящим. Из писем А. Г. Жомини, сопровождавшего канцлера, известно, что «слабость» не позволяла главе российской делегации регулярно участвовать в заседаниях. Даже в день открытия конгресса его внесли в зал на кресле. Однако эти изъяны он восполнял, по словам Жомини, «моральной силой»166. Прикомандированный к делегации генерал Д. Г. Анучин отмечал, что пребывание «в тени» имело и свои плюсы — русский канцлер как бы оставлял за собой возможность вмешиваться в критический момент167.
«Черновая работа» на конгрессе легла в основном на П. Шувалова.
«Граф Шувалов, — сообщал в Белград Й. Ристич, — фактически играет роль первого русского делегата»168. Дипломат А. И. Нелидов называл П. А. Шувалова «душой конгресса». Как отмечает К. Б. Виноградов, тот и в самом деле сочетал редкостную энергию с незаурядной выдержкой169. Один из клерков английской делегации, лорд Берти, писал из Берлина: «Шувалов завоевал здесь огромный престиж своими способностями и примиримостью... Он был неутомим на конгрессе, комитете по разграничению, редакционном комитете, частных собеседованиях и т. п., и он отдавал также обычную дань внимания женщинам и вину»170. Третий делегат России — Убри был один из многих фаворитов Горчакова, поэтому Шувалов редко прибегал к услугам этой, по мнению Д. А. Милютина, «вполне безгласной личности». В британской делегации основная нагрузка по ведению повседневных дебатов выпала на долю министра иностранных дел маркиза Р. Солсбери.
По праву хозяина председательствовал Бисмарк. Вместо больного германского императора Вильгельма I, благосклонно относившегося к России, к своему племяннику и другу Александру II, присутствовали кронпринц Фридрих и его жена Фредерика, дочь королевы Виктории. Супруги были ярыми русофобами, особенно принцесса, чье мнение для мужа было законом.
Приехавших представителей Сербии, Черногории, Румынии, Греции, Болгарии и Ирана дипломаты «великих держав» всячески третировали (пример подавал Бисмарк, неоднократно публично грубо высмеивавший их бедность и «варварство»). Дипломатов Румынии и Греции допустили только на заседания, где обсуждались вопросы, непосредственно касавшиеся этих стран. Претензии остальных вышеназванных государств не принимались даже официально171. Например, Бисмарк проигнорировал тщательно подготовленные и аргументированные представления сербского правительства, переданные ему премьером Й. Ристичем172.
Представители западных держав (прежде всего Англии и Австро-Венгрии) стремились к тому, чтобы приуменьшить значение победы России в русско-турецкой войне и утвердить собственное влияние на Ближнем Востоке. Вместе с тем они добивались ослабления вновь созданных славянских государств на Балканах, в первую очередь Болгарии. С самого начала работы конгресса обнаружилась полная изоляция России.
Лондон, вопреки условиям англо-русского соглашения, возглавил антирусский блок государств. Английская делегация во главе с премьер-министром Б. Дизраэли поддерживала притязания Австро-Венгрии на территорию Боснии и Герцеговины, а также ее планы по вытеснению России с Балкан. Бисмарк лишь на словах выступал посредником между англо-австрийским блоком и Россией. Фактически он помогал Лондону и Вене.
О позиции Бисмарка Горчаков писал: «Он оставил нас в изоляции перед представителями Австро-Венгрии и Англии в Берлине во время дебатов, представлявших для нас наибольший интерес. Его поведение почти не оставляет надежд на изменения в лучшую к нам сторону в будущем»173.