— Согласен с вами, Михаил Федорович, — вздохнул Андрей Петрович. — У нас и так шансы на прорыв становятся все меньше и меньше.

И когда пароход проходил далеко за кормой «Новика», в бинокль уже отчетливо было видно его название — «Celtic».

* * *

Утром 6 августа, когда крейсер в тумане проходил мимо острова Кунашир Курильской гряды, видимость неожиданно улучшилась, и в видимости открылся маяк на его южной оконечности.

Андрей Петрович заволновался:

— На нем непременно должна быть установлена станция беспроволочного телеграфа. Надо немедленно его разрушить, Михаил Федорович, из орудий главного калибра, иначе у пролива Лаперуза нас непременно будут поджидать крейсера адмирала Камимуры.

Шульц с сомнением покачал головой:

— Вы же, Андрей Петрович, отлично понимаете значение этого маяка для судоходства в этих Богом забытых водах. Это будет не просто варварством, а настоящим вандализмом.

— А мы с вами здесь не в бирюльки играем! — раздраженно ответил старший офицер. — Идет война не на жизнь, а на смерть! А вы изволите беспокоиться о каком-то там судоходстве! Японцы и так уже имеют информацию от «Селтика» о нашем пребывании в этом районе, а теперь, получив дополнительные данные с маяка, будут знать не только о наших намерениях, но и временны́е параметры, необходимые для расчетов по перехвату «Новика» в проливе Лаперуза.

Командир колебался.

— Я поддерживаю предложение Андрея Петровича! — подал голос лейтенант Штер, уже как артиллерист прикидывавший данные для стрельбы. — Промедление обойдется нам гораздо дороже.

— Но отвечать за разрушение маяка буду я, и никто иной!

— Безусловно! Но вы будете отвечать, не дай, конечно, бог, и за гибель крейсера. Я бы при всех прочих равных условиях предпочел бы первое.

Было видно, что неуступчивость старшего офицера вывела из себя командира.

— Огня не открывать! — приказал он старшему артиллеристу.

— Вам виднее! — далеко не по-уставному ответил лейтенант, не назвав командира даже по имени, всем своим видом показывая свое несогласие с его решением.

«Да, Шульц, не получилось из тебя, к великому сожалению, командира, даже в первом приближении похожего на Эссена… — с горечью подумал Андрей Петрович, переходя на левое крыло мостика, чтобы больше не пререкаться с командиром в присутствии нижних чинов. — Не хватает тебе его решительности и отваги».

* * *

7 августа, на следующий день после инцидента, возникшего между командиром и старшим офицером по поводу маяка на острове Кунашир, «Новик» вошел в залив Анива и отдал якорь на рейде Корсаковского поста, самого южного порта Сахалина, чтобы пополнить запасы топлива для прожорливых топок крейсера.

Появление военного корабля поначалу вызвало там панику, но, когда разглядели Андреевский флаг, чуть ли не все его население высыпало на пристань. И как только к ней подошел баркас с «Новика», духовой оркестр местного гарнизона грянул марш. Настроение у команды было приподнятое — большая часть пути уже пройдена, и через несколько часов крейсер возьмет курс на Владивосток. А там, за проливом Лаперуза, наши воды. Потому все энергично и весело принялись за грязную и нудную работу по погрузке угля.

А его ведь приходилось подвозить на пристань в телегах, нагружать на баржи, буксировать к крейсеру и перегружать в мешках уже в угольные ямы. Уголь на баржи носили в мешках, корзинах, а больше всего в ведрах, да и тех было явно недостаточно. Все жители помогали морякам — вместе с матросами работали и солдаты военной команды поста, и ссыльные, и даже старики и женщины, набежали и дети.

* * *

Начальник местного гарнизона полковник Арцишевский сразу же по прибытии «Новика» послал телеграфное донесение об этом военному губернатору Сахалина генерал-лейтенанту Ляпунову. Дойдя до Петербурга уже за подписью главнокомандующего адмирала Алексеева, это донесение опередило события: «…сего числа в 6 утра «Новик» пришел в Корсаковский пост, приняв уголь, следует во Владивосток».

И главный начальник флота и морского ведомства великий князь Алексей Александрович с удовлетворением пометил на бланке этого донесения: «Доводится до Высочайшего сведения. Доклад завтра около 4-х часов. А.» Однако судьба распорядилась иначе, и Николаю II на следующий день после ознакомления с этим донесением осталось только с горечью приписать: «Лучше этого не печатать…»

* * *

Около 14 часов 30 минут радиотелеграфист доложил о приеме неразборчивых сигналов. Было ясно, что их источником могли быть только корабли противника.

— Дождались!.. — горько произнес Андрей Петрович, как бы отвечая на свои невеселые мысли. — Надо срочно выходить в море, Михаил Федорович, а то нас здесь прихлопнут, как котят!

— Согласен с вами, — несколько растерянно ответил командир, чувствуя часть и своей вины за случившееся, — но у нас под парами только два котла, а в остальные, как вы знаете, заглушили лопнувшие трубки, требующие ремонта.

Он подошел к переговорной трубе с машинным отделением:

— Борис Васильевич, в скольких котлах кроме двух можете сейчас же развести пары? — спросил он у старшего инженера-механика.

— В семи, только что исправленных, — тут же ответил тот. — Остальные три еще требуют некоторого ремонта.

— Следовательно, мы сможем развить максимальную скорость лишь в восемнадцать — девятнадцать узлов, — констатировал старший офицер. — Не густо… — вздохнул он.

— Сколько, Борис Васильевич, потребуется времени на их ремонт?

— Точно ответить не могу, Михаил Федорович, но буду поднимать в них пары по мере их готовности. — И после паузы с тревогой в голосе неуверенно спросил: — Никак экстренный выход, Михаил Федорович?!

— Вы правы — перехвачены радиотелеграфные переговоры японских кораблей.

— О, Господи!.. — послышалось из переговорной трубы.

— Срочно поднимайте пары в готовых котлах!

— Есть! Будет исполнено! — поспешно ответил старший инженер-механик.

Андрей Петрович тяжко вздохнул:

— Каково же приходится нашим «духам» в их преисподней?! Нестерпимая жара, гул машин и практически никакой информации о том, что творится здесь, наверху…

— А вы, Андрей Петрович, оказывается, еще и философ? — вымученно улыбнулся командир.

— Какая уж там философия, Михаил Федорович, когда еще библейские мудрецы учили: «Каждому — свое!»

— Это так! — согласился тот.

— Надо прекратить погрузку угля, — опустил командира на грешную землю, то есть на корабельную палубу, старший офицер.

— Может быть, несколько повременим, Андрей Петрович? — неуверенно заметил командир. — Пока механики будут поднимать пары, мы бы смогли принять еще несколько тонн угля. Ведь его расход в условиях боевого маневрирования будет весьма велик.