— Женских иллюзий.

Он пошел вальяжной походкой, что-то насвистывая, а Ирина, проводив его взглядом, вернулась в палату.

Она протерла стол, расставила стулья, перенесла с пола на подоконник вазы с цветами и села на свое обычное место — на стул возле кровати больного. Сергей Владимирович уже переоделся в пижаму и лег под одеяло. По выражению его лица она поняла, что праздник утомил его.

— Устали? — спросила она, поправляя свесившийся угол одеяла.

— Есть немного, — сознался он. — Ничего, оклемаюсь.

— Вам надо поспать, — мягко сказала она. — А мне лучше уйти.

— Нет-нет. Не уходите. Ира, вы простите меня за такое одностороннее решение. Я насчет помолвки. Сам не знаю, как получилось. Втемяшилось в башку, что женщины любят сюрпризы. Думал удивить, сразить наповал, а вышло как-то неуклюже. Я ведь не совсем толстокожий — видел, как вы побледнели, даже испугались слегка. Ведь так?

— Вообще-то, так. Сразили наповал, — улыбнулась Ирина.

— А что вы мне принесли в том свертке? Можно посмотреть?

— Можно.

Среди подарков, сложенных прямо на полу возле стены, Ирина нашла свой прямоугольный сверток. Она развернула упаковку и показала Сергею Владимировичу подарок — репродукцию картины Боровиковского. Это был портрет М. Лопухиной, вдвое меньше оригинала, в багете под старинную бронзу.

— Какая же вы… — начал взволнованный Дубец, но запнулся от избытка чувств.

— Вам нравится? — неуверенно спросила Ирина.

— Нравится? — эхом отозвался он. — Нет, это слово слишком мелкое, мещанское какое-то. Чтобы выразить то, что я чувствую, всех слов в словаре не хватит. Ведь дело даже не в самой картине, а в вас, Ирочка. Помните, я в первый день назвал вас чуткой ланью? Ваша душа — сверхчувствительный локатор, сонар. Она улавливает самые незначительные колебания, самые слабые импульсы другой души. Слишком выспренно? Пусть. Но иначе мне не объяснить своего восторга. В вас природой заложена целая сокровищница женских достоинств. К сожалению, вы мало цените себя. Впрочем, и это одно из ваших достоинств. В наше время на первый план вышли пробивные, энергичные, суперделовые супервумен. Скромность для них — гнилой товар, которого они даже стесняются, прячут за раскованностью, граничащей с развязностью…

— Сергей Владимирович, — вмешалась в его страстный монолог Ирина, — спасибо за комплименты и вообще за все, но мне пора. Вам сейчас просто необходим отдых…

— Значит, мои откровения восприняты как комплименты, — устало пробормотал Дубец, откинувшись на подушку.

— Нет, я все поняла именно так, как вы хотели. Но меня беспокоит ваше самочувствие…

— Да, вы правы. Мне надо поспать. До свиданья, Ирочка. Жду вас завтра.

Ирина тихонько прикрыла за собой дверь и поспешила в ординаторскую. Там она попросила дежурного врача немедленно зайти к Дубцу и послушать его сердце. Врач не преминул попенять ей на неуместность подобных мероприятий в палате больного. На что Ирина сухо возразила, мол, нельзя такого деятельного человека, как Дубец, безжалостно выключать из жизни, ведь он не подопытный кролик.

В день выписки Ирина бегала по коридорам и кабинетам клиники, взяв на себя все, что касалось получения справок и рецептов, разговоров с сестрой-хозяйкой, вручения небольших подарков врачам и сестрам и соблюдения прочих мелочей. Когда она шла по коридору поликлиники, примыкавшей к лечебному корпусу, ее окликнули. Она оглянулась и с трудом узнала в поблекшей и осунувшейся женщине Августу. На ней был черный костюм и черный шифоновый шарф.

— Августа? Это ты?

— Я. Что, не узнала?

— Узнала. Только… Что-то случилось?

— Да, Ирочка, случилось. Пойдем присядем. А то ноги не держат. Не спала всю ночь.

Они сели на скамейку.

— У меня есть немного времени. Скоро должен подойти сын, — с трудом проговорила Августа, борясь со спазмами, сдавливающими ее горло. — Горе у нас. Умер Коля, Николай Андреич. Сегодня ночью…

Она не сдержалась, заплакала, уткнувшись в носовой платок. Потрясенная Ирина обняла ее, не зная, что сказать в такой момент. Так они сидели какое-то время, а потом, видимо, Августа справилась с эмоциями, высморкалась, вытерла слезы.

— Инсульт. Оказывается, аневризма у него была — мы и не знали. Его ведь, как и многих мужчин, к врачам не затащишь. Вот и проглядели такое серьезное заболевание. Ему на местные курорты надо было ездить, а не в Турцию. Помнишь, я тебе про нас рассказывала, ну, что жили параллельно, не вмешиваясь в личную жизнь друг друга, и так далее? Это гордыня, Ирочка. Да-да, самая настоящая гордыня. Нельзя так жить. Я лишь теперь поняла, как он мне дорог. Пусто стало. Плохо. Ох, как плохо!

Она снова затряслась в беззвучных рыданиях. Ирина гладила ее плечо, уставясь в пол и представляя в воображении Николая Андреевича — живого, сильного, уверенного в себе мужчину. Но тут же вспомнилось его страдающее лицо, когда он ревновал свою Августу, бесшабашно веселящуюся в компании Сергея и Леши. У нее потекли слезы.

— Ладно, я пойду, — тяжело вздохнула Августа. — Справка, наверное, готова. Сейчас начнем готовиться к похоронам. Ты звони мне. В жизни так мало людей, с которыми можно говорить по душам.

Они встали, обнялись и разошлись в разные стороны.

— С ума сойти, а это еще зачем? Для какой группы мышц?

— Для паховых, — улыбнулась Ирина.

— А-а, понятно. Для вас это весьма актуально. Боже, а это что?

Эльвириным вопросам и восхищению не было конца. Ирина уже час водила ее по особняку Дубца, показывая все его достопримечательности. Теперь они осматривали тренажерный зал, по качеству оснащения не уступающий элитным фитнес-клубам. Эльвира, далекая от спорта примерно так же, как ее муж по части юмора от сатирика Задорнова, с трудом взгромоздилась на велотренажер и неуклюже завертела педалями.

— Слушай, Ирка, а ты хоть пользуешься всей этой хренотенью?

— Иногда. Мне больше нравится беговая дорожка.

— А Владимирыч как, тоже тренируется?

— Нет, что ты! Ему пока нельзя. Правда, на степпере немного ходит.

— Вот на этом? Ну-ка, дай я попробую.

— Только осторожно, не травмируйся невзначай.

— Не боись. Чем я хуже людей-то?

Она зашагала на тренажере, смахивая своим видом на слониху в цирке, тяжело переставляющую ноги с барабана на барабан. Ирина не выдержала и весело рассмеялась.

— Ты чего ржешь? Смешно выгляжу?

— Да нет, ничего. Пойдем лучше на свежий воздух.

— Пошли. Ты мне барбекю обещала. Так что гони к нему какое-нибудь шабли или что там у тебя…

— Белое шабли больше подойдет к рыбе, а к мясу могу предложить кьянти или красное бордо.