class="p1">Сандра пришла для утреннего ритуала: стакан воды, кусок хлеба, теплый душ.

Орели отказалась пошевелиться. Вся как комок боли, она уцепилась за перекладину кровати. Тогда Сандра силой потащила девочку в ванную, где сняла с нее рубаху, испачканную землей и кровью.

Она оценила ущерб взглядом эксперта. В медицинском смысле.

Без эмоций и сочувствия.

Она просто спросила себя, стоит ли обработать раны, или в этом нет никакого смысла. Впрочем, Патрик не просил ее об этом.

— Давай-ка поторопись, залезай в душ, — приказала она.

Орели не отреагировала. Несколько часов назад она мечтала помыться. Теперь ее тело застыло, оледенело изнутри.

Теперь Орели его отрицает, ненавидит.

Она хочет лишь одного — спрятаться в объятиях матери и плакать. Дни напролет.

Матери, которой она никогда не видела. Которой у нее никогда не было.

Которой ей сейчас так не хватает.

Стоя нагишом, с потерянным видом и безвольно повисшими руками, она уставилась в стену пустым взглядом.

Надсмотрщица приподняла ее и затолкала в ванну. Затем открыла кран, начала лить воду из душа сначала на ноги, затем поднялась к животу.

Орели по-прежнему смотрела на стену, пока грязная вода стекала с ее ног. Она задрожала, почувствовав охвативший ее холод.

И вдруг ее взгляд медленно обратился к той, что подвергла ее этой пытке. К той, что вот уже несколько дней не делает ничего для их спасения.

К пособнице всех этих зверств. А может быть, к подстрекательнице?

Она оглядела свою мучительницу, пустота во взгляде сменилась ненавистью. Ее разбитая верхняя губа приподнялась, обнажив зубы.

Дикое животное, затравленное, загнанное в угол.

Сандра, занятая своим делом, не заметила, как радикально изменилось лицо пленницы. До того момента, пока резкая боль не заставила ее выпустить из рук лейку душа. Орели яростно укусила тюремщицу за плечо. Сандра потеряла равновесие, оказалась на полу. Девочка выскочила из ванны, прыгнула на нее и осыпала ударами своих кулачков ее лицо и грудь.

Не переставая вопить как одержимая.

Сандре удалось высвободиться, она резко оттолкнула ее. Орели поскользнулась на мокрой плитке и упала на спину. Она с размаху ударилась затылком о чугунную ванну и тут же обмякла, словно кукла.

Ее глаза все еще были открыты и оставались открытыми до самого конца.

Пока она не умерла.

Во второй раз.

В последний раз.

Не шевелясь, Сандра смотрела на последние нервные конвульсии, сотрясавшие тело девочки.

Она смотрела, как смерть делает свою работу. Берет свою дань.

Она склонилась над телом Орели, тщетно попыталась закрыть ей глаза.

— Тебе повезло, — прошептала она. — Тебе повезло…

Она встала, оперлась на умывальник. И тихонько заплакала. Без звука.

Она плакала из-за Орели. Потому что Патрик будет в ярости оттого, что не убил ее собственными руками.

Сандра плакала, потому что ей было страшно. Так страшно…

8:10

Голод стал нестерпимым.

Как и жажда.

Еще свежие раны напоминали о себе мучительной стреляющей болью.

Вильям больше не чувствовал рук, по-прежнему связанных за спиной, ему казалось, что в них больше нет ни капли крови. Он был почти уверен, что, если вдруг кто-то перережет проклятую веревку, которая стискивала его запястья, руки оторвутся от тела и упадут подобно сухим ветвям, лишенным жизненных соков.

Сегодня утром Сандра не появилась, и они остались без своих жалких глотков воды. Но она все-таки была в соседней комнате, это точно. Она приходила очень рано, было еще темно, — наверное, потому, что она должна сегодня вернуться к своей работе.

Вернуться к своей работе, будто ничего не случилось. Словно у нее дома не сидели на цепи две девочки и двое мужчин.

Словно не было этих трупов, зарытых в ее саду. Словно она вела обычную жизнь, рядом с обычным мужчиной.

Кто в забытом богом захолустье мог догадаться, что́ прячется за изгородью этих огромных владений?

Кто в деревне хоть на секунду мог себе представить, что эти милые соседи на самом деле опасные психопаты? Серийные убийцы?

Кто мог прийти на помощь пленникам?

Никто, это очевидно.

Впервые в жизни Вильям мечтал увидеть поблизости жандармов.

Он бросил взгляд на брата, распростертого напротив, лицом к стене.

Все еще ни жалобы, ни стона, ни вздоха. Ни одного слова вот уже много часов.

— Раф? Можешь поговорить со мной? Пожалуйста…

— Поговорить о чем? — буркнул брат.

— О чем хочешь. Мне полегчало бы, если бы мы поговорили.

Рафаэль попытался сесть у своей стены ценой напряжения, которое отняло у него последние силы.

— Ты помнишь Марию?

— Марию? Погоди… Нет, что-то не припоминаю.

— Ну, ту девчонку, с которой я гулял перед тем, как жениться на Дельфине.

— А, да! — вспоминает Вильям с улыбкой. — Я был еще мальчишкой, но помню… Та еще штучка!

— Это точно!

— Почему ты заговорил о ней?

— Не знаю. Просто подумал о ней.

Вильям вытаращил глаза:

— Как ты можешь думать о бабе, которая вешалась на тебя двадцать лет назад, когда мы в таком дерьме?

— Только так можно выжить в тюрьме, братишка. Думая о том, что хорошего было в твоей жизни. Или так, или наложить на себя руки. Если только ты сам не спятишь. Проблема в том, что тут ты не можешь покончить с собой. Остается только сойти с ума. Но на это нужно время.

Вильям почувствовал, что каменеет от холода.

Лишиться рассудка перед тем, как умереть. Вот и вся программа.

— Конечно, ты прав. А я могу думать только об одном — об этой чертовой веревке! И еще о своем желудке.

— Забудь о своем желудке, — посоветовал Рафаэль. — Думай о чем-нибудь хорошем. О чем-то добром, приятном…

Вильям попытался сосредоточиться, чтобы не зацикливаться на веревке. На боли и безнадеге. На неизбежной смерти.

— Ну что, о чем думаешь? — спросил Рафаэль через минуту.

— О Матильде…

— Сожалеешь?

— Нет. Ну… Иногда я говорю себе, что не сумел убедить ее пойти за мной.

Они снова замолчали.

До тех пор, пока Рафаэль не задал снова тот же вопрос:

— А сейчас о чем ты думаешь?

— Ты издеваешься?

— Давай говори…

— Я думаю о маме.

— Я думал о ней всю ночь, — признался старший брат с грустной улыбкой.

Вильям повернул голову к окну. В блеске его глаз отразился сероватый свет только что начавшегося дня.

Нового дня в аду.

* * *

Джессика снова тщетно потянула цепь, но ей никак не удавалось заглянуть внутрь ванной комнаты.

Задыхаясь от тревоги, она спрашивала себя, что там могло случиться. Она слышала, как Орели кричала, когда была в душе, а потом… потом ничего.

Она видела побледневшую Сандру, которая вышла из комнаты, не проронив ни