уже готов был потерять сознание, и это стало бы настоящим благословением.

— Перестаньте, — прошептал он, когда щипцы приблизились к третьему пальцу. — Перестаньте, пожалуйста…

— Когда я закончу с педикюром, я, пожалуй, перейду на другой уровень, — предупредил папочка.

— Раф, скажи что-нибудь! — взмолился Вильям. — Скажи ему все, что он хочет знать, черт возьми!

Рафаэль не издал ни звука. Глаза закрыты, кулаки сжаты, он сопротивлялся.

Он должен был сопротивляться. Другого выбора не было.

Его брат снова закричал, сердце забилось сильнее. Еще и еще. И все же он не сдвинулся с места, не заговорил. Можно подумать, что муки Вильяма его совсем не тронули.

Спустя десять минут папочка залюбовался результатом с гримасой отвращения. На левой ноге не осталось ни одного ногтя.

— Не слишком красиво… Видишь, твой братец решил изобразить упрямца. Пусть он немного подумает, а завтра я вернусь и займусь твоей правой ногой. Потом будет левая рука, правая рука. А дальше… Дальше попробуй сам угадать, что можно сделать с парой инструментов и богатым воображением! Клещи, молот, коловорот, паяльная лампа…

Дверь хлопнула, Вильям сполз по стене и повалился на пол.

В полнейшей тишине.

14:00

Он ушел.

На этот раз была не их очередь.

Девочки снова с облегчением выдохнули, услышав, как шаги мучителя удаляются по коридору.

Орели посмотрела на тонкий профиль Джессики, которая сидела на своем старом продавленном матрасе.

— Джесси, ты же знаешь, я не хотела… Сегодня ночью я не хотела…

Джессика повернула голову к подруге. Ее взгляд был полон гнева, разочарования. Почти презрения.

Она легла и уставилась в потолок.

— Джесси, я облажалась, но мне было страшно!.. Джесси?

Они не сказали друг другу ни слова после ночного визита чудовища. Джессика замкнулась в себе, в своих муках.

Орели — в своем чувстве вины.

Что причиняет больше боли? Ожог от сигареты или осознание того, что ты самое трусливое и самое зловредное существо в мире?

— Джесси, поговори со мной, пожалуйста! Поговори со мной… Это не моя вина! — захныкала Орели.

— Дай мне поспать, я устала.

— Хорошо. Поговорим потом, ладно?

Джессика в ответ закрыла глаза, сделав вид, что забыла ответить. Ничтожная месть… Она задумалась о парне, которого едва заметила вчера у входа в комнату. О том, который так громко возмущался сегодня ночью, когда палач мучил ее. Который только что так страшно кричал. Она с ужасом спросила себя, через что он прошел. Через что придется вскоре пройти ей.

Мама, папа, придите за мной!.. Я уже хочу умереть.

Приходите скорей.

Пока еще не поздно.

14:30

Боль понемногу успокоилась.

Может быть, просто потому, что он к ней привык.

Но когда он выпрямился, чтобы опереться на стену, тошнота стала нестерпимой. Пустой желудок подкатил прямо к горлу.

Вильям сделал усилие, и ему наконец удалось сесть.

Его брат в двух метрах от него, в той же позе. Голова у стены, глаза закрыты, ноги согнуты.

— Раф, я обмочился…

Рафаэль не шелохнулся, будто оглох.

Глух к мукам брата.

— Я обмочился, блин!

— Ну и что? Теперь ты снова способен терпеть, это нормально, — просто добавил налетчик.

Вильям злобно посмотрел на брата.

— Сколько еще он будет меня мучить по твоей милости? — бросил он.

Напротив по-прежнему никакой реакции. Кусок камня.

— Твои бабки тебе дороже меня, так?

— Заткнись. Хватит нести чушь.

— Поверить не могу, что ты такой! — возмутился Вильям.

Рафаэль наконец взглянул на брата единственным оставшимся глазом:

— Хочешь, чтобы я стелился перед ним? Дал ему ответ? И что это изменит, как думаешь? Ты же видишь, этот тип просто конченый псих! У него стоит от пыток! Так что не важно, заговорю я или нет. Он продолжит в любом случае. А потом он нас прикончит… Я сдохну, но, кроме побрякушек для своей сучки, эта падла ничего не получит! И вот что я тебе скажу: надеюсь, что он попробует толкнуть цацки и попадется. Пусть гниет в тюряге до конца жизни! — Рафаэль почти перешел на крик. Он перевел дыхание, прежде чем нанести неожиданный удар. — Мы умрем, Вилли. Будь к этому готов. Но я тебе клянусь, что, пока жив, я не дам этому гаду стать богачом. Он может вырвать у тебя глаза или зубы, я больше не скажу ни слова.

Из глаз Вильяма потекли слезы, он начал яростно биться головой о стену.

— Будь мужчиной, — жестко приказал Рафаэль. — Умереть мужчиной, без соплей — это все, что нам остается.

17:00

Сандра пришла посидеть на старой скамье у пруда.

И застыла как нечто неодушевленное.

Ее взгляд уцепился за деревяшку, которая плавала на поверхности темных вод. Этот кусок ветки походил на старую брошенную лодку в дрейфе, которая постепенно гниет и разваливается на куски.

Как она.

Вот что значит быть мертвой.

Это означает гнить заживо. Медленно разлагаться, не имея возможности этому противостоять. Даже не отдавать себе в этом отчета.

Только вот уже несколько дней, как процесс распада, кажется, прервался.

Кто-то осквернил погребение и приподнял крышку ее гроба. Ее сердце, этот иссохший плод, начало биться.

И это нестерпимо больно.

Так невыносимо, что Сандра мечтает только об одном — убить того, кто нарушил ее вечный покой, того, кто воскресил существо, морально раздавленное уже столько лет.

Которое теперь пытается занять ее место.

— Что ты делаешь, радость моя?

Сандра не слышала, как он подошел. Впрочем, его никогда не слышно. Если только он сам этого не хочет. Он мог быть незаметным, как змея, мог ударить так молниеносно, что атаку невозможно было отразить.

Его укус нес смерть.

Патрик сел рядом с ней, положил ей руку на плечи:

— Ты простудишься.

— Может быть.

— Тебе надо вернуться.

Она знала, что это приказ, а не совет. Приказ, который не подлежал обсуждению.

И все же Сандра ответила:

— Мне хочется остаться здесь, еще ненадолго.

— Что тебя беспокоит?

Не то чтобы он за нее переживал. Просто ему всегда необходимо было владеть даже самым малейшим уголком ее разума.

Он всегда стремился к тому, чтобы держать все под контролем.

— Надо убить Рафаэля, — прошептала Сандра.

— Почему ты так спешишь, моя дорогая?

— Он опасен.

— Опасен, он? Ну, не говори глупостей, прошу тебя. Ты видела, с какой скоростью я его уложил?

— Я его боюсь.

Улыбка Патрика исчезла. Его рука обхватила шею Сандры, словно удав.

— Ты боишься его или… себя?

Сердце Сандры заколотилось.

— Себя?

— Да, своей реакции… Ты не влюбилась в этого типа?

Она промедлила с ответом.

Ему пришлось ждать слишком долго.

— Конечно нет!

— Хм… Заметь, я мог бы это понять. Он весьма хорош собой, он