ниндзюцу, тайдзюцу были бы бесполезны. Могло сработать только гендзюцу. И сработало.

Цунаде выхватила из-под рук у мужчины, сидящего за столом в правом углу, протокол допроса и пролистала назад. Ее интересовал момент, где погибли отряды Тонэки Ёро. Ничего внятного, впрочем, на этом моменте биографии Сарады в записях не было.

— Сарада, — Годайме перебила чунина, проводившего допрос. — Расскажи, как погибли Анбу в заброшенном убежище Орочимару.

Сарада обернулась на нее через плечо.

— Их убила Тройка Звука.

— Расскажи подробно, — жестко сказала Цунаде, швыряя протокол обратно на стол. — Я хочу знать каждый момент. По минутам.

Наплести она может все, что угодно, а сверив ее рассказ с докладом Ёро, можно будет восстановить все подробно и вычислить ложь.

— Я не помню, — уперлась Сарада.

— Или тебе просто есть, что скрывать? — давила Цунаде.

Девушка отвернулась и гордо промолчала. Не верите, мол, ну и не верьте.

Ну же, так просто ты не отделаешься.

— Я поняла. Беседы у нас не выйдет. Вы двое, как закончите допрос, свяжитесь с Иноичи.

— Вы хотите… — начал тот, что вел протокол.

Будь это не Сарада, можно было бы попробовать допросить ее, применив сыворотку правды. Но Сарада была ее ученицей и ученицей Орочимару. Если она не забросила изучение ирьениндзюцу, сыворотка правды на ней могла и не сработать. Медик с помощью чакры отлично контролировал свой метаболизм. К тому же старейшины советовали не особо давить на девушку, и Цунаде решила к ним прислушаться.

— Да. Хочу. И как можно скорее.

Не особо давить… Все-таки я не швыряю ее на растерзание Ибики с его пыточными изощрениями.

****

«Иноичи. Они хотят отдать тебя менталистам».

Сарада уже стала понемногу привыкать к этой информации, возникающей в голове неведомо откуда.

Если они влезут в мою память, они узнают… все.

Она предвидела, что так просто вернуться в деревню и влиться в течение местной жизни ей не дадут. С Какаши-сенсеем и мамой казалось все будет как-то проще, но Пятая будто затаила жестокую обиду на нее за предательство. В общем-то, справедливо, чего уж.

Ей было что скрывать. Память Сарады хранила достаточно вещей, чтобы ее упрятали за решетку навеки или даже казнили. И тот факт, что она убила Орочимару, не больно-то и помог бы. Тот мужчина, который проводил допрос, похоже, вообще не поверил в ее победу над змеиным саннином.

Сарада хмыкнула сама себе.

Цунаде потеряла интерес к допросу сразу же, как только поняла, что правду она говорить не намерена. Немного погодя ушел и Джирайя. Допрос понемногу превращался в простую формальность. Ничего интересного больше не предвиделось, и в конце концов допросную покинул даже Какаши-сенсей.

Смуглый мужчина с широкой нижней челюстью упорно продолжал допрашивать Сараду и после ухода наблюдателей. Он оказался редкостным занудой. Наконец Сарада не выдержала и прозрачно намекнула, что ей надобно по нужде. Допрос неохотно прервали.

Ее вели по коридору с завязанными за спиной руками. По правую сторону — высокий мужчина с русыми курчавыми волосами на затылке, выглядывающими из-под банданы. Протокол допроса писал он. По левую — второй, с широким подбородком.

В сердце закралась тоска. Хотелось, чтобы все это закончилось и она могла снова жить дома с мамой, увидеться с Наруто, поговорить с дядей… отыскать папу.

«К менталистам нельзя», — повторила уверенная мысль.

Чужая мысль.

И что же мне сделать?

Живот сводило. Она с минувшего утра не ела. Кроме того, Сараде уже давно хотелось в туалет, но допрос прерывать никто не торопился, да и упоминать при Годайме такие мелочи было все равно что уронить в ее глазах собственное достоинство.

Конвоиры в меру деликатно затолкнули ее в туалет.

Это было холодное помещение без окон, выложенное глянцевой белой плиткой. Над простенькой раковиной криво висело зеркало с отколотым краем.

— Вы что, тут совсем не убираетесь? — занудно протянула Сарада, учуяв отвратительный запах мочи.

— Эй ты, будешь еще команды нам раздавать? — возмутился шиноби с широким подбородком. — Смотри, как бы тебя не заставили тут все вылизывать.

Судя по всему, она ему не нравилась. Или наоборот, нравилась, но он осознавал, насколько она стоит выше него, и это его угнетало, а потому, чтобы хоть как-то выбиться на один уровень с ней, он пытался ее унизить.

— Я похожа на человека, которого можно заставить вылизывать тюремный туалет?

— Будешь дерзить — заставим, — огрызнулся мужчина, раздражаясь все больше.

Сарада ухмыльнулась.

Она уже давно заметила: оба конвоира идеально избегали линии ее взгляда. Она не активировала шаринган, нечего было нарываться, но каждую секунду по привычке прикидывала расположение сил и свои преимущества, если вдруг пришлось бы атаковать. Жизнь в убежище Орочимару приучила ее быть наготове в любую минуту.

Опытных подобрали, черт бы их взял…

— Может, вы развяжете мне руки?

— Еще чего.

— И как изволите мне снимать штаны? — съязвила Сарада.

— С этим можем помочь. Но руки не развяжем. — Он ухмыльнулся. — Помочь?

— Идите к черту. В кабинку тоже со мной пойдете?

— Думаю, в этом нет необходимости, — вмешался русый с кудряшками на затылке, выбивающимися из-под банданы.

Его эта пошлая перепалка начала напрягать.

Сарада зашла в кабинку и прикрыла дверцу, поддев ее носком ноги.

Она попыталась связанными за спиной руками стянуть с себя шорты, но дельного ничего не вышло. Сарада пошевелила руками, пытаясь выбрать удобную позицию для того, чтобы перерезать веревку скальпелем чакры, но руки ей связали со знанием дела. Из такого положения аккуратно рассечь веревку было невозможно. Вместо веревки она скорее бы распорола себе руку.

Клянусь, я сейчас выйду и убью их. Гады.

«Связывать тебе руки было скорее упущением с их стороны, нежели верной предосторожностью».

Сарада прикрыла глаза. Эти мысли из ниоткуда стали надоедать, и она уже подозревала, каким образом они попадают к ней в голову.

Журчание воды, непрерывно бегущей по задней стенке дыры в полу, растворилось вместе с запахами мочи и тухлых луж на неровной плитке. Перед внутренним взором развернулось черное шевелящееся пространство с уже знакомыми холмиками разложившихся личностей — прошлых жертв Орочимару. Один из холмиков отличался. Его стянуло лентами фуиндзюцу, но из промежутков между лентами свешивались выросты мягкой черной субстанции: она, словно тесто, выплывала через эти оконца. Среди черноты холмика виднелось белое лицо с лиловыми отметинами вокруг глаз.

— Кто бы мог