– Это правильно, это надо, – леший смешно ковылял к шалашу, неся в руках обед. – В море-то искупаться, чтобы силы восстановить – самое то.

Алексей быстро оделся, помог завхозу донести ношу к шалашу, пригласил вместе отобедать. Тот легко согласился.

– Чего невеселый? – спросил между делом леший, чутко уловив настроение парня.

– Ухожу я завтра, – ответил Алексей, вкушая нехитрую еду.

– Это да, это, оно, конечно. Ну, так ничего. Все уходят, а потом, рано или поздно возвращаются. Это жизнь.

– Я гляжу, ты философ, – засмеялся Алексей.

– Не ругайся, – насупился, было, Петрович, но потом улыбнулся. Так он еще не улыбался никогда, открыто, по-дружески, тепло. – Знаешь, я столько вашего брата провел в путь-дорожку, что даже со счета сбился, а вот помню всех до одного. Многое я мог бы рассказать хоть и про Ратибора, и про Игоря, какими они были сорванцами. Ох, и намаялись с ними!

– Что, еще хуже меня?

– Куда тебе браться! В лесу от них весь зверь прятался, что заяц, что кабан, боялись, значит. Олень при виде этих двоих, и тот норовил на дерево повыше залезть, а ты говоришь! Учились они, правда, в разное время, но вели себя – как братья родные. Славимудр, к примеру, не таким был.

– И как же с ними справились?

– Да никак. Доучили до конца, а потом распределили на индивидуальное обучение. Так они и ушли, оставив мне напоследок суприз.

– Ты хотел сказать: сюрприз?

– Во-во, его. У меня еще месяц птицы живьем птенцов рожали, а весь зверь яйца нес и высиживал. Ты когда-либо видел кабана аль медведя, сидящих на яйцах?

Алексей засмеялся и замотал головой.

– И никто не видел. Радаг, волхв-хранитель тогдашний, когда узнал, чуть посох свой не сломал, хотел этих лоботрясов на несколько лет в Серые земли отправить, да супружница его отговорила. А теперь и не скажешь, глядя на Игоря и Ратибора, что хулиганили они.

– Да уж, не скажешь.

Он еще изредка улыбался, вспоминая рассказ Петровича, но тот уже говорил о другом. Рассказывал, какие у него замечательные грибы в этом году вырастут, да что зайцев расплодилось – жуть. Алексей слушал и ел, наслаждаясь этими минутами. Он понимал, насколько будет всего этого не хватать там, в другой жизни.

– Ну, ладно, – сказал, наконец, Петрович, поднимаясь. – Пойду я. Да и тебе пора. Солнце-то, гляди, к закату клонится. Пора, пора. На-ка, возьми этот кувшин, пригодится.

– Ты о чем? – спросил Алексей, ничего не понимая.

– А ты сходи, прогуляйся, нечего в последний вечер самому в шалаше сидеть. Пойдешь по берегу, потом на тропку свернешь, а уж она выведет тебя, куда надо. Ну, бывай.

Намеки преподавателей и лешего были настолько прозрачны, что Алексей не стал терять времени даром. Петрович еще не успел отойти от шалаша, а парень быстрым шагом уже спешил прочь, не забыв прихватить с собой кувшин.

Леший оказался прав. Шалаш едва скрылся за поворотом берега, как Алексей увидел узкую тропинку, ведущую к лесу. Он свернул, пошел по ней. У самой кромки леса тропинка повернула и вилась параллельно деревьям. Алексей шел и шел, стараясь предугадать, куда же она приведет. Внутреннее зрение, почему-то, сейчас не помогало. Он не мог просканировать ни лес, ни пространство впереди себя.

Кромка леса закруглилась, тропинка потерялась в высокой траве. Алексей дошел до поворота и остановился.

Он стоял перед поляной, окруженной с трех сторон лесом. Высокие травы под легчайшим дуновением ветра шелковой волной клонились к земле и снова выпрямлялись. Дивные, невиданные до сих пор цветы источали тончайшие ароматы, достойные лучших парфюмов мира. По краю поляны тек неширокий, всего около метра шириной, ручей, возле которого сидела с распущенными волосами, одетая в белое длинное платье, с венком из дивных цветов на голове, Правида. Она была похожа на русалку. Маленькие птички вились над ее головой, некоторые присаживались на плечо, руки, что-то щебетали, слушали, взлетали, куда-то летели, потом возвращались, принося в клювах красивые цветы на длинных стеблях. Только тогда Алексей понял, что Правида плела венок. Парень боялся пошевелиться, так и стоял, пока девушка не закончила работу. Она поднесла венок к глазам, чтобы оценить свою работу, но, увидев гостя, тут же опустила руки. Алексей подошел к ней, пройдя по поверхности воды, опустился рядом, поставил кувшин в траву. Он долго смотрел ей в лицо, не отрывая взгляда, не смея коснуться рукой.

– Я некрасивая, да? – спросила, Правида, по-своему расценив этот взгляд. Она даже отвернулась, пряча лицо.

– Нет, что ты? – поспешно ответил Алексей. – Ты очень красивая. Я раньше, наверное, был слепым, потому что не замечал такой красоты.

– Не ври, – девушка продолжала смотреть в сторону.

Алексей осторожно, словно касался самой дорогой драгоценности в мире, дотронулся пальцами до ее подбородка, медленно, стараясь не обидеть, повернул девичье лицо к себе, снова и снова любуясь ним. Гематомы уже сошли, от губы к щеке тоненькой паутинкой лег шрам, но он совсем не портил красоты. Алексей вдруг ощутил такое желание припасть губами к нему, что не смог удержаться. Он потянулся к лицу, нежно, едва касаясь, начал целовать шрам, продвигаясь от щеки к губам и, коснувшись их, припал, словно страждущий, нежно, осторожно, страстно. Правида не сопротивлялась. Сначала она была напряжена, словно боялась, что от поцелуев рана откроется, боль вернется, но потом расслабилась, доверилась, ответила на поцелуй. Это были самые счастливые мгновения для обоих.

Прошла ли минута или целая вечность – они не ведали. Оторвавшись, наконец, друг от друга, они одновременно прошептали:

– Привет! – и рассмеялись.

Правида надела на голову Алексея венок. А потом снова целовались, ласкались, любили друг друга, изнемогали, отдыхали, чтобы начать все сначала. Иногда, в перерывах, они прикладывались по очереди к кувшину, который принес Петрович. В нем оказалось отличное вино, в меру сладкое, хмельное и бодрящее одновременно. Такого напитка они еще в жизни не пили. Наверное, Петрович из своих личных запасов достал.

Солнце склонилось к горизонту, неторопливо отправилось на покой, уступив свое место звездам и огромной Луне. Алексей и Правида лежали обнаженные на ковре из трав и цветов, глядя в небо. Алексей перебирал русые пряди, вдыхая их аромат, Правида, лежа на его плече, нежно гладила ладошкой его грудь.

– О чем ты думаешь? – спросила девушка.

– Да так, – неопределенно ответил Алексей. – Например, о том, откуда у тебя такое имя интересное: Правида. Я никогда в жизни такого не слышал.

– В миру ты его и не встретишь, это мое второе и главное имя. Произошло оно от имени богини формирующего мира Прави.

– Если можно, поподробнее.

– В каббале и других книгах упоминается четыре мира: материальный (Явь), прототипный (Навь), творящий (Славь) и формирующий (Правь). Так вот, Правь возглавляет мир правильных поступков, дел, мыслей, путей. Мне дали такое имя, когда я начала индивидуальную подготовку. Рагнеда, жена Гарика, или Игоря – это его второе имя – назвала меня так, потому что немного умеет заглядывать в будущее. Она заранее знала, что мы встретимся с тобой, и что тебе потребуется надежная половинка, поэтому и назвала меня так: Правида, то есть направляющая, указывающая правильный путь.