Андреевна Раневская видит в этом саду своё детство, а белое склонённое дерево напоминает ей покойную мать. Она нежно любит этот мирок (неслучайно имя героини — Любовь и вся её жизнь — об этом, для неё это главное), но совершенно неспособна его защитить. Тогда как купец Лопахин не чувствует особых сентиментальных эмоций, а покупка сада означает для него совершенно другое: «я купил имение, где дед и отец были рабами» [Там же. С.226]. Вместе с тем, намечается противопоставление естественного и механического: сам Лопахин постоянно размахивает руками. Трофимов даёт ему такой совет: «позволь мне дать тебе на прощанье один совет: не размахивай руками! Отвыкни от этой привычки — размахивать» [Там же. С.230]. Он говорит о себе: «Не могу без работы, не знаю, что вот делать с руками; болтаются как-то странно, точно чужие» [Там же. С.229], что даёт основания соотнести его фамилию с орудием, пластиной, совершающей работу при вращении вала (лопасти турбины или винта). Разговорное значение слова «перелопатить» также означает обработку. Так сталкивается пафос любования (Любовь Раневская) и разрушения (Лопахин), естественное и механическое. Сам пейзаж в драме находится в центре этого столкновения.

Посмотрим, что раскрывает читателю реакция героя на пейзаж. Раневская, с одной стороны, радуется, что «ничто не изменилось» и сад в этот момент означает для неё милое прошлое, а постоянное его обновление после зимы — это вечный природный цикл, а значит, и вечная юность героини (а точнее — детство, в котором жива её мама). При этом она же и говорит, что хочет забыть своё прошлое. Это уже связано с другими событиями жизни: несчастливым браком и смертью сына. В созерцании этого пейзажа героиня одновременно и устремлена в прошлое и при том хочет вытеснить отдельные его моменты из памяти. Следовательно, прошлое для неё не является «цельным», а жизнь не воспринимается как сплетение переживаний и счастливых, и горьких.

Особенность этого пейзажа в том, что он лишён каких-то зримых подробностей, но всё зависит от того, кто смотрит на сад. Для Раневской сад означает милое прошлое, а его наглядность для читателя редуцируется и сад превращается в эмблему, в пустое подразумевание. Сад в принципе с первого действия пьесы уже превращается в пустое подразумевание. Хотя территория сада огромна, но сколько этот сад занимает площади в пьесе не сказано не случайно (он бесконечно уходит в прошлое), наглядность его минимальна в связи с тем, что образ сада больше относится к времени, чем к пространству. Поэтому пространство сада показано очень размыто. Нет детализации сада, читатель видит скорее белое, уходящее в бесконечность белое пятно или облако из деревьев. Важно откуда герои смотрят на сад: из окна дома или находясь в саду. Они смотрят из окна дома, а прогулка по саду, пересказанная Гаевым, находится в прошлом.

Приёмная дочь Варвара (неслучайно её греческое имя, означающее «чужеземка») единственная, кто заботится об имении в отсутствии остальных хозяев. В ней нет той лёгкости и наивной радости, с которой Аня и Трофимов приветствуют «новую жизнь» после продажи сада. В начале пьесы сад уже на грани своего упадка, поэтому белый цвет деревьев означает в разных горизонтах видения разные вещи: в глазах Раневской — это вечное детство, а в глазах Варвары — близость его смерти.

Заброшенное состояние местности подчёркивается во втором действии, и об этом свидетельствует ремарка:

«Поле. Старая, покривившаяся, давно заброшенная часовенка, возле неё колодец, большие камни, когда-то бывшие, по-видимому, могильными плитами, и старая скамья. Видна дорога в усадьбу Гаева. В стороне, возвышаясь, темнеют тополи: там начинается вишнёвый сад. Вдали ряд телеграфных столбов, и далеко-далеко на горизонте неясно обозначается большой город, который бывает виден только в очень хорошую, ясную погоду. Скоро сядет солнце. Шарлотта, Яша и Дуняша сидят на скамье; Епиходов стоит возле и играет на гитаре; все сидят задумавшись. Шарлотта в старой фуражке; она сняла с плеч ружьё и поправляет пряжку на ремне» [Там же. С.204].

Этот пейзаж за пределами сада, но в нём есть покривившаяся часовенка, как и склонённое дерево возле беседки, напомнившее ушедшую из жизни женщину. Соседство могильных плит и заброшенность пейзажа также, как и сад, отсылает зрителя к прошлому. Старая скамья показана читателю перед началом дороги в усадьбу Гаева. В изображении сада открывается взгляд Раневской, а в изображении этого заброшенного места имение уже названо усадьбой Гаева. Можно утверждать, что этот пейзаж связан с образом этого действующего лица.

Здесь сад соседствует с отдалёнными очертаниями большого города. Телеграфные столбы напоминают о приближении другой (деловой и городской) зоны мира, которая как раз отгораживается от всякого вторжения природы. Герои, сидящие на скамье, расположены на своего рода границы между этими локациями. Такой пейзаж открывает разделённость усадьбы и города, как и судьбы присутствующих в дальнейшем будут разделены: кто-то уедет с Раневской, а Дуняша и Епиходов останутся.

Усадьба, переходящая по наследству, и могильные плиты, напоминающие о предках, предшествуют монологу Шарлоты, живущей в чужой стране и чужой семье, о том, что она не помнит своих родителей и ничего не знает о своём происхождении. Соседство города и усадьбы, могильных плит и телеграфных столбов относится к образам памяти и забвения, прошлого и настоящего.

Образ колодца соотносится с образом времени: верёвка, которая в нём обычно предполагается, отсылает к словам время, веретено. Его заброшенность указывает на остановившееся время, как и стоячая вода в нём по смыслу он примыкает к судьбе поместья.

Общим моментом для характеристики пейзажа в драме мы считаем его минимальное проявление сравнительно с эпосом. Тогда как в лирике пейзаж может составлять, наоборот, весь предмет изображения (Лермонтов «Когда волнуется желтеющая нива»). В любом случае — пейзаж тесно связан с образом человека и его ролью в художественном миропорядке.

Именно в драме пейзаж даёт своего рода ретардацию, появляется в те моменты, когда дальнейшее продвижение в действии нуждается в выражении внутреннего состояния действующих лиц. Во-первых, пейзаж как один из способов визуализации всегда означает ретардацию, то есть замедление действия. Но это особенно существенно для драмы — того рода литературы, для которого действие — главное. Пейзаж в драме — не только внутренний мир героев, но и ещё авторская акция.

§ 3. Интерьер в драме

В драме, как и в случае с портретами и пейзажами очень небольшое место занимают описания каких-либо интерьеров. Так, например, у Расина в «Андромахе» после списка действующих лиц указано, что действие происходит в одной из зал царского дворца, а в комедии Мольера «Тартюф» действие происходит только в доме. В