срывался в галоп, желая догнать Весну, но парень ему не позволял. Они ехали по одиночке до обеда и после, когда солнце уже окончательно набрало высоту на небе и собиралось неторопливо опускаться к горизонту.

Охотник наблюдал за покачивающейся в нескольких аршинах от него фигурой Ведеславы, невольно раздумывая, как пройдет остаток их пути. Но вот она остановилась и, спрыгнув на землю, повела Весну вперед за уздцы.

Влекомый любопытством, Ворон наконец-то нагнал их, замирая перед опустошенной, недавно сгоревшей деревней. Она была небольшой, всего с десяток домиков, от которых сейчас остались лишь обугленные стены и провалившаяся крыша. Пахло неприятной, горькой гарью, отчего лошади недовольно фыркали и чихали.

Травница хмуро оглядывалась по сторонам, словно выстраивала перед глазами внешний вид этого места до разгрома и уничтожения. Вот здесь, у покосившегося заборчика, точно стояла лавочка, на которой сидели старики. А дальше росли яблони, с которых вечно воровали плоды детишки.

Девушка боялась увидеть мертвые тела, оставленные после нападения, но через время стало ясно, что деревню сожгли уже после того, как ее покинули все жители. Веда смотрела себе под ноги, наступая на местами все еще тлеющие деревяшки, следила за тем, как ветер разносит мелкие и крупные хлопья пепла. Послышался громкий, предупреждающий рык, из-за поворота выскочили три огромных собаки, обреченные здесь на голодную смерть или на тяжесть выживания. Они сорвались с места, лая и скаля зубы, разбрызгивая слюну по сторонам. Влад дернулся вперед, закрывая собой девушку, и обнажил меч, собираясь защищаться.

— Успокойся, — она схватила его за руку и оттащила, вынуждая парня оказаться за ее спиной. Веда спокойно сделала шаг, а затем присела, оказываясь лицом к лицу с бегущими к ней собаками. Но вопреки всем опасениям охотника, нападать они не стали.

Скуля и плача, они стали ластиться к девичьим рукам, кто-то даже ткнул носом ей в щеку и лизнул. Травница улыбнулась, оглаживая запутанную шерсть на шее и спине. Один из псов хромал на одну лапу, девушка заметила кровь. Его могли ранить при набеге на деревню, или он сам напоролся на острую деревяшку.

«Довольно глубокая рана, могут быть проблемы». Веда, не говоря ни слова, отошла в сторону, нашла не пострадавшую от огня скамейку, достала мазь, позволяя любопытному носу понюхать баночку и все остальное, что хранилось в сумке.

Быстро обработала лапу, и, что самое удивительное, собака не рычала и не вырывалась, хотя девушка точно делала ей больно.

Влад не понимал, что происходит. Почему вместо кровавого сражения, в котором он мог получить несколько глубоких укусов, собаки дружелюбно крутятся вокруг него и девушки. Не понимал, зачем она тратит мазь на животное без дома и крова, которое может погибнуть уже завтра от встречи с волком или медведем.

Объясняться травница не намеревалась. Она отряхнула руки, вновь погладила собаку за обвисшим ухом, достала немного засушенного мяса и оставила его на земле. Псы тут же принялись есть, жадно заглатывая пищу.

Травница собиралась продолжить путь дальше пешком, но потом заметила, что Влад тоже копается в своей сумке. Достал такой же сверток с едой, которая осталась у них еще с ночи Купальницы, и тоже отдал ее собакам. Все равно у них было еще, они могут охотиться или рыбачить, и отчего-то охотник думал, что так правильно.

Собаки вышли с ними из деревни и были рядом все те часы, пока Веда и Влад ехали верхом до леса на их пути. Они попрощались громким воем и лаем, в который раз облизали девушке руки и побежали обратно, возвращаясь домой. Лучи уходящего к горизонту солнца подсвечивали верхние и нижние ветви деревьев, придавая им сказочности и легкости, словно они парят в ярком свете.

У путников было время на поиски подходящего места для ночлега, и они еще долго брели вглубь, устало перебирая ногами. Лес был большим, намного больше всех тех, что встречались на пути охотника и травницы, но только он все равно не мог сравниться с огромным Чернолесьем. Наконец они вышли к полянке с небольшим озером, решив, что это отличное место, чтобы набраться сил и отдохнуть.

— Убери меч, Охотник. Ты пугаешь сирен этого озера. Они могут разозлиться и кричать всю ночь, призывая тебя утопиться. И я не стану лезть за тобой в воду, — предупредила травница, раскладывая на траве свои вещи.

— Откуда ты знаешь? — поинтересовался Влад, заводя обнаженный клинок за спину. — Они даже не показались.

— Поэтому и знаю. Сирены любопытны, их нетрудно заметить. Сейчас они прячутся, не выдавая себя, и все из-за тебя, — сухо объяснила девушка, отворачиваясь от собеседника.

Охотник не знал, чем возразить, и засунул меч обратно в ножны, закидывая вещами, чтобы духи этого леса не беспокоились напрасно. Он не стал бы им вредить. Посмотрел на травницу, которая продолжала копаться в своей сумке, доставая нужные ей вещи. Уложила два теплых одеял на землю, которые остались после перехода через Хребет.

Веда больше ничего не говорила. Сама сходила за хворостом и разожгла костер, подставляя руки жарящему пламени. Принесла воды из чистого озера, не боясь, что ее утащат на дно, и стала нагревать котел.

Влад следил за ней, не отводя глаз, наблюдал, как она готовит какой-то отвар. Налила немного себе, делая несколько маленьких глотков, чтобы не обжечь язык. Парень сделал то же самое.

Мысли стали легче и яснее, хотелось поговорить, но Влад себя сдерживал.

Ведеслава задумчиво мешала подобие супа в котелке, чтобы поужинать перед крепким сном.

— Прости меня, Веда, — качнул головой охотник, подгибая под себя ноги. — Я не хотел заставлять тебя, я… Мне хотелось, чтобы ты знала о моем детстве. Это не значит, что ты обязана рассказывать о своем…

— Я не помню свою маму, — перебила его девушка, разглядывая пламя костра. — Но хорошо помню его, — она запнулась, делая глоток из своей кружки. Влад слушал внимательно, боясь издать лишний звук, чтобы не вспугнуть откровения травницы. — Народ в Лесовье любит болтать почем зря. И я слышала все, о чем они говорят. Что после смерти мамы его будто подменили. Но я не знала его до, для меня он всегда был таким. Тратящим все немалые сбережения на выпивку, бьющим свою дочь только потому, что она слишком мала, чтобы принести два ведра воды за раз ничего не расплескав, потому что не может вкусно готовить, потому что плачет ночами и мешает ему, потому что ее глаза напоминали ему глаза умершей любви.

Пальцы Влада невольно сжались вокруг кружки, представляя вместо нее чужую шею. Он с трудом поднял глаза на