— Вооот! А ты мне всё про любовь Вероники?! А она меня боялась! Ну посмотри на меня?! Что я такой монстр?

— Хуже! Ты — сущий дьявол! Но меня вполне возбуждаешь! Я люблю плохишей!

— Ого! Марго, да я вас заревную сейчас! А хорошие мальчики-майоры вам не нравятся?!

— Илларион, вы мне нравитесь ещё больше! Я бы так и дунула в вашу трубку!

— Тихо, господа! Нам ещё не хватало тут…как в немецком фильме оргию начать. На нас и без того все в ресторане смотрят!

— Пусть смотрят и молча завидуют! Да, Илларион?!

— Так точно, товарищ фрау Ротенберг!

Я засмеялся. Мне было дико смешно от нелепости происходящего. Всё, всё было немыслимо, невообразимо. Я напивался вместе со следователем, который расследовал дело об убийстве моей жены, чьё тело так и нашли. Я ненавидел якобы подругу своей убитой жены и тут же с ней флиртовал. Алкоголь ударил по моему мужскому началу, и я призывно хотел то ли Марго, то ли в уборную. Я закрыл глаза, водка запустила свой вертолёт. Меня куда-то уносило, потом замутило. А когда я открыл глаза, то увидел, как страстно целуются Марго с Илларионом. Вот она любовь с немецким акцентом! То, как целовала фрау Ротенберг майора, как орудовала своим языком…мне такое даже в самом сладком эротическом сне не снилось. От увиденного стало ещё хуже. Я заплатил за нас троих, оставил официантке Люси приличные чаевые и пошёл прочь от своих влюблённых, разгоряченных друзей. За окном «Beverly Hills Diner» давно наступила ночь. Я брёл по Чистым прудам в редком свете фонарей и пытался сфокусировать взгляд в одной хоть какой-нибудь точке. Но я был жутко пьян и не мог с собой совладать, точнее с количеством водки во мне. В конце концов под каким-то деревом меня всё же вывернуло наизнанку. Я попытался отдышаться…и увидел перед собой того самого странного шестого, о котором говорила Марго: невысокий, худой, хилый, одетый в спортивный костюм и маску. Только на этот раз он был без солнцезащитных очков. Правда разглядеть его глаза я не успел. Шестой с явно несвойственной силой его маленькому слабому телу чем-то тяжёлым ударил меня по голове. И я отключился.

Я столько раз слышал, как разные люди возвращаются с «того» света, как чья-то душа выходит из своего тела и видит «всё» со стороны. Но я никогда не думал, что такое может случиться со мной. Вот так живёшь себе ровно, праздно, даже на широкую ногу и думаешь, что именно с тобой вот то или это никогда не случится, не может произойти… А потом лежишь в отключке с пробитой головой, истекая кровью. И ты уже — не ты. И ты уже не владеешь ситуацией, не отвечаешь за собственную жизнь, не можешь ничего изменить. Всё, что работает на тебя в этот момент времени, — время. Всё, что работает против тебя, — тоже время. Парадокс жизни или ирония судьбы. Но, как бы то ни было, мне оставалось надеяться только на чудо, что кто-нибудь меня вот так среди ночи на грани жизни и смерти найдёт, вызовет скорую… И эта скорая успеет меня реанимировать, вытащить с «того» света, довезти до ближайшей больницы. И чудо случилось: я встретился с ней…

— Нет, нет, нет, Алексей. Тебе рано сюда! Не закрывай глаза! Пожалуйста, только не закрывай глаза! Очнись!

— Ника?! Где я? Я умер? Мы теперь будем вместе?

— Бог с тобой, милый Алёша! Мы уже никогда не будем вместе. Даже, если ты вдруг окажешься в ином мире, мы с тобой увы не встретимся снова. Ты живее всех живых.

— Нет! Я хочу умереть! Если тебя не воскресить, то я могу умереть! И мы будем вместе! Ника, я обещаю, теперь всё будет по-другому! Любимая, я всё, всё понял, осознал! Я исправлюсь ради тебя, ради нас!

— Дорогой, моё время прошло, наше время. А ты должен продолжать жить. Давай приходи в себя, скорая уже близко.

— Должен кому, Ника?

— Алёша, ты должен в первую очередь себе. Живи для себя любимого, у тебя это всегда отлично получилась. Такая редкость в наши дни — взаимная и трепетная любовь с самим собой!

— Ника?! Это безумие! Неужели ты настолько плохо думаешь обо мне? Я не мог ошибаться столько лет на твой счет… Ты же — самая чистая, добрая и нежная из всех женщин, что я знаю на земле. Даже Марго называет тебя ангелом.

— Марго…как высокопарно ты её называешь. А кто она такая, милый?

— Как это кто?

— Ах, да…я и запамятовала. Ты про фрау Ротенберг. У тебя слишком много женщин в гареме, прости, всех и не упомнить. Как твоя Анжела кстати? У вас с ней всё хорошо?

— Вероника, ради всего святого, прекрати! Какой у меня может быть гарем женщин?! Господи! Ты же знаешь! Ты всё знаешь! Ты же видела и слышала, сколько я за эти дни просил у тебя прощения! Сколько раз я клялся тебе в любви!

— Да, да, да! А ещё клялся в верности и соблюдении пунктов своего же брачного договора.

— При чём здесь брачный договор опять, Ника?

— Не опять, а снова. Я ненавижу твой брачный договор, Алексей. За все два года нашей совместной жизни не было и дня, чтобы ты меня не попрекнул да каким-нибудь пунктом этого договора. Словно нагадившего котёнка тыкал носом каждый раз в лужицу не там. Не там и совершенно незаслуженно.

— Конечно! Ника, а как я мог довериться первой встречной под мостом?! Мне надо было себя предостеречь.

— И как, предостерёг? Рога тебе первая встречная не наставила? А деньги, самое главное, не вынесла из твоего богатого дома твоей роскошной жизни?

— Вероника! При чём здесь всё это? И зачем ты спрашиваешь про Анжелу? Это такая кара небесная?

— Да, Корф, моя смерть тебя не вразумила ни разу. Никакой кары небесной нет, по крайней мере для тебя. Я же — ангел небесный, при чём в прямом смысле слова. А ангелы излишне милосердны даже к самым грешным людям на земле. И, конечно, я всё вижу и слышу оттуда. Да, никакой Анжелы с тобой рядом нет, это истинно. Но ведь у тебя появилась новая возлюбленная? Как тебе моя подруга? Огонь?

— Марго?

— Что и требовалось доказать. Мог бы для приличия спросить, какая подруга? Значит, мне не показалось. Хочешь её? Молчи. У тебя всё по глазам видно, как и всегда. Хочешь Марго. Ай, запретный плод ведь так сладок. А вот я тебе