игрой, словно волшебник из «Обыкновенного чуда» заколдовал и меня. И только в течение последних двух недель я жил в относительно привычном русле, даже немного отдалившись от трагических произошедших событий, будто ничего и не было. И я забыл не только про Марго, но и про следствие. С Илларионом правда мы общались пару раз за неделю по телефону, но больше неформально и не по существу. Розыскная ориентировка с милым личиком Милы украшала чуть ли не каждый столб или информационный стенд во дворах Москвы и Московской области, в регионы тоже разослали. Но Лёвушкин это скорее сделал, потому что таков порядок действий. А на деле мы оба понимали, что никогда эту Милу не найдём. Так же, как и пропавшую бесследно Береславу. Я снова разозлился, стукнул кулаком по столу со всей силой так, что фотография Вероники упала, ударившись о стол. И меня осенило! Я же мог позвонить Маргарите по делу, например, узнать про управление «Просто Я». Я набирал и набирал номер Марго часа три к ряду, но ответ был неизменен: «Абонент не отвечает или временно недоступен. Перезвоните позже.». Я не мог взять в толк, как столько времени можно быть не на связи. Маргарита же явно видела от меня многочисленные пропущенные, неужели никак не могла перезвонить? А если с ней что-то случилось? Чертыхнувшись, я отложил свой мобильный и вернулся к работе. Благо пришёл Вишня и отвлёк меня на какое-то время от возможно заведомо ложных переживаний.

— Алексей Владимирович, приветствую! К BauMesse NRW всё готово, нужно только, чтобы вы финализировали только со своей стороны основные вопросы.

— Олег, привет! Тебе-то самому нравится, что получилось по итогу? Что у нас, кстати, с новым жилищным комплексом, мы укладываемся в сроки?

— Что касается выставки, решать тебе, конечно, но лично я уверен в нашем успехе…в вашем успехе, шеф. Сам знаешь, мы лучших из лучших привлекли. Один только Мальвине чего стоил с его проектными разработками. Фамилия у него ещё хуже моей, но профессионала уровнем выше, нам вряд ли бы удалось найти. — На последней фразе Вишня засмеялся в своей прежней манере. Вот он снова сидел передо мной. Всё тот же мой зам Олег Вишний: чувствительный и нежный, на грани нервной истерии и вместе с тем холодный, расчетливый, с акульей хваткой до жажды наживы. Вишня сидел всё тот же, но уже совершенно другой. История с уходом Вероники из жизни слишком всех изменила. И это незримо витало в воздухе.

— Я всё хотел спросить. Что это за история со слободой?

— Какая история? С какой слободой? — Олег искренне удивился моему вопросу. Но я уже не верил никому, не понимал, где истина и вымысел, филигранно тонкая была между ними пропасть.

— Нам с Маргаритой Эдуардовной Настенька рассказала про твой якобы сон. Что ты всё ещё любишь…мою Нику… Она тебе снится.

— Старик, при всём уважении к тебе, что за бред? Мы расстались с Настей ещё на поминках Вероники. И Настенька ничего не знает, как я живу, кого люблю, кто мне может являться во снах.

— Настя нам с Марго соврала? Но зачем? Как она такое вообще могла придумать своей необременённой разумом головой?

— Алексей Владимирович, мы с Настенькой то и расстались по большей части, что она многое выдумывала и пыталась выдать желаемое за действительное. Например, я никогда не собирался жениться на Насте. Но она себе это придумала, сама в это верила и других пыталась заставить поверить в серьёзность наших с ней отношений.

— Вишня, ещё недавно ты сам мне говорил, что нам нужна Настенька в компании дабы разбавить массы роботов на автомате с каменными неживыми лицами и внести праздное веселье в трудовые будни. Не ты ли довольно резвился с Настей на нашем гостевом диване?

— Вот именно, Алёша. Мне было нужно веселье, лёгкие отношения, я резвился с Настенькой и снимал напряжение. Но…Настя стала меня напрягать. У неё явно с головой что-то… Не знаю, что, но проблемы с психикой определённо есть. И ведь мать у неё лечит как раз душевно больных, а дочь утихомирить не может.

— Подожди, подожди. Кого у Насти мать лечит? У неё же бедные пожилые родители. Настенька мне и фото их показывала.

— Ааа. Это те бабка с дедом, которых так и не нашли после очередных каникул с любимой внучкой Настей? Пётр и Агафья — родители матери Настеньки. Они себе тихо мирно поживали да добра наживали в деревне. Каждый год на лето к ним отправляли любимую внучку отдохнуть на свежем деревенском воздухе. Но однажды каникулы Насти в деревне закончились раз и навсегда. Тем летом мать отвезла её к Петру и Агафье, как обычно. Но не прошло и недели, как местный участковый нашёл Настеньку у реки всю в крови, а бабки с дедом след простыл. Так и не нашли ни живых, ни мёртвых Петра с Агафьей. А Настя наша с того дня почти год не говорила и ничего про то лето не помнит.

— Ты не хочешь ли мне сказать, что Настя сама убила своих бабушку и дедушку? Сколько ей было лет? Не мог же ребёнок взять и убить двух стариков, куда-то спрятать тела? Что за жесть? И кто мать Настеньки то?

— Ой, да не горячись ты так. Никто Настю не обвиняет. Но и кровь тогда откуда-то взялась на её одежде…много человеческой крови.

— Но ведь могли же по ДНК определить, чья на одежде кровь?

— Могли. Но перепуганный участковый сжёг от греха подальше Настину одежду. За всё время мирного и тихого существования той деревни это был вопиющий случай, прознай все про эту историю, шумихи бы было, да и Насте житья не дали однозначно. Представь сам? Пропали без вести два старейших жителя деревни, а их любимая внученька в окровавленной одежде гуляет по берегу реки.

— Полная жесть. Откуда ты знаешь эту историю?

— Так мне мать Настеньки рассказала, мы с ней как раз познакомились, когда у нашей милой секретарши случился очередной психоз. А ты ведь её знаешь, я видел Антонину у твоей палаты в день выписки.

Невысокая, подтянутая женщина лет сорока с волосами медового цвета, собранными в тугой высокий хвост, в дорогом медицинском халате, которая не сводила с меня своих васильковых глаз в обрамлении каштановых ресниц.

— Не может быть…Антонина Петровна — мать Насти? Но ведь у неё другая фамилия — Зорькина, а у матери Золотова?

— Про фамилии их я тебе ничего не скажу, не знаю таких подробностей. Но Антонина Петровна действительно