Глупости. Просто все было так хорошо, и вчера, и сегодня. А когда хорошо, вдруг становится страшно. Потому что счастье хрупко и недолговечно.

У двери своего кабинета я приостановилась и бросила взгляд дальше по коридору. У Тараса по пятницам тоже был утренний прием, и около девяти он обычно уже сидел у себя. Но проверять не хотелось. Вообще не хотелось ни разговаривать с ним, ни видеть. Вчера был слишком хороший день, чтобы добровольно портить себе настроение с утра.

Да и о чем, собственно, мне с ним разговаривать? Терки у них с отцом — вот пусть промеж собой и разбираются. Если понадоблюсь, знают, где меня найти.

Я решительно открыла дверь.

— С приездом, Томочка! — взвизгнула Ленка, сверкнув из-за ширмы голубыми трусами. — Я скучала. Процедуры все спроцедурены, анализы разложены. Все путем.

— Ты бы хоть закрывалась, — я повесила пальто и сумку в шкаф, достала халат, брюки и босоножки.

— А, фигня. Девчонки из регистратуры спрашивали, может, мы в субботу прием продлим до трех?

— Нет, — испугалась я. — Не могу в субботу. На неделе разгребем.

Не успела я хотя бы кратко рассказать про Вену, как в дверь поскреблась очередная жертва любви. Для разнообразия женского пола, да еще и первичная. Приятный сюрприз.

Впрочем, все остальное было привычным. Стандартное «это» с мучительным описанием симптомов и допрос, то есть опрос, конечно. Визуальный и мануальный осмотр, «Лена, давай мазок», направления на анализы, заполнение карты со скоростью пулемета, распечатка рекомендаций и брошюрка санпросвета на прощание.

Невольно вспомнились слова Кулакова насчет тины. И когда Артему вечером рассказала по телефону, он тоже спросил: почему нет? Не попробуешь — не узнаешь. Не на ставку же, пробный курс на подмену. Может, действительно стоит рискнуть?

Прием подошел к концу. Отпустив последнего пациента и Ленку, я села за статистику. Тарас так и не объявился, чему я была только рада. Понимала, разумеется, что вечно прятаться от этой проблемы не получится, но все же надеялась отложить ее хотя бы до понедельника.

Карман зажужжал, как рассерженный жук, и это сравнение оказалось очень удачным, потому что Люка с ходу пошла в атаку:

— Чум, ну ты совсем офигела, что ли? Обещала еще в среду позвонить, а сегодня уже пятница. Приехала хоть? Жива-здорова?

— Люк… — Черт, ведь и правда обещала! — Извини, я малость… в неадеквате была. Да, все нормально. Хочешь, подскочу вечерком ненадолго?

Не то чтобы мне так хотелось тащиться вечером на Пионерку, но уж лучше сегодня, чем неизвестно когда. Планировать сейчас что-то даже на несколько дней вперед было бы неосмотрительно.

— А чего ненадолго-то? — сдаваясь, проворчала Люка.

— У меня прием с утра. И вообще…

— Вообще? Очень интересно. Ладно, давай к семи подгребай.

Первое, что мне бросилось в глаза в прихожей, — это мужские тапки в уголке. На вид совершенно новые, ни разу не использованные.

— Какие миленькие тапочки, — заметила я невинным тоном, вручая Люке шоколад и пузатенькую бутылку «Моцарта». — Клетчистые.

— Это… вдруг родители заедут, — порозовела она. — Или… еще кто.

— Еще кто… ну да. Мало ли.

— Да черт!.. — Люка скрылась на кухне и пробурчала уже оттуда: — Не было ничего.

— Чего не было? — не поняла я, и тут дошло. — Да ну?! ПалСергеич? Все-таки? Неужели?

— Том, ну хватит! Он позвонил, спросил, как дела. Я предложила на оперу сходить. На «Риголетто». Сходили. Пока все. Не знаю… он разводится, я развожусь. Как-то все это сейчас… не очень ко времени.

— Глупости, Люк! — не согласилась я. — Будешь подходящего времени ждать, оно может никогда и не прийти. Тем более если он тебе нравится. Ладно, большая девочка уже, разберешься. А с Тарасом что?

— Да ничего, — она разлила по чашкам кофе, положила на стол плоскую коробку из «Штолле». — С капустой, твой любимый. Как я ушла, так больше не виделись и не разговаривали. Вещи я потом все забрала, пока его не было. Видимо, встретимся на суде. Если соизволит. Знаешь, Том, скажу честно, был момент, когда вдруг так прижало… Что ж я, думаю, дура, наделала. Если бы позвонил… Хорошо, что не позвонил.

— Знакомая хрень, — открыв коробку, я начала разрезать пирог. — Сама чуть Стаса обратно не развернула, когда он мне барахло какое-то привез. Уже после развода. Перетерпела и поняла, что правильно сделала.

— Ну а ты? — Люка не могла не говорить с набитым ртом. — Что Вена? И что за «вообще»?

Я рассказала. Про конференцию и про Вальтера. И как Артем меня встретил в аэропорту. Ну и… вообще.

— Да-а-а… — протянула она, когда я закончила. И схватила очередной кусок. — Сильно. Это вам не «Риголетто». Только вот…

— Что? — насторожилась я.

— Да нет, все нормально. Просто подумала, хорошо, что вы не стали затеваться с клиникой. Может быть, он поэтому и сомневался, надо или нет. Насчет тебя.

— Ты о чем?

— Том, ты видела текст этого соглашения?

Я прекрасно знала, что Люка не будет говорить гадости, лишь бы подкусить, подпортить радость. Если уж упомянула, значит, действительно важное.

— Я так поняла, до текста не дошло, Матрас раньше назад отыграл. Все осталось на устном уровне. Да в чем дело-то?

— Ты же понимаешь, что я малость в теме? Благотворительный фонд — это не бездонная бочка с деньгами, а некий аккумулятор и распределитель денежных потоков. Если тебе дают бабла на лечение, ты отчитываешься за каждую потраченную копейку. Или твои родные, если помрешь. Если это инвестиция — отчитываешься по движению каждой вложенной копейки. И спонсорский взнос — это тоже инвестиция. Тебе дали, допустим, миллион на оборудование, ты отчиталась по освоению денег, а потом начинаешь выполнять условия. Обычно это прием пациентов по направлению фонда без очереди, что еще по-божески. Но чаще еще и со скидкой. За полцены. Или вообще бесплатно.

— Да, так и прозвучало, — кивнула я, вспомнив разговор на аукционе. — Бесплатно. И в чем прикол?

— Тома, я понимаю, ты не менеджер и не финансист. Я бы первым делом поинтересовалась ограничением этих условий. Потому что онкология — дело очень дорогое, и без лимитов клиника со временем вылетит в трубу. Расход превысит доход. Должны быть оговорены сроки. Или количество пациентов. Или стоимость таких обследований.

— Люк, не знаю, — растерялась я. — Думала, Тарас сам со всем разберется. С твоей помощью. Я ж понятия не имела, что у вас с ним все так.

— Он мне даже не сказал ничего, — она с досадой поморщилась. — У нас в доме онкология была запретной темой. Как в доме повешенного о веревке. Томка, не бери в голову. Вы ничего не подписали, и теперь это не имеет никакого значения.