— Дальше будет все хорошо, — довольно уверенноответил он.

— Я тебя серьезно спрашиваю.

— А я серьезно тебе отвечаю. Я сегодня звонилсвоему другу за границу и договорился о том, что в ближайшие дни он вышлет мнегенеральную доверенность на продажу машины.

— Ты собрался ее продавать?

— Да, и в срочном порядке. У меня ужепокупатель имеется, он не из Москвы. Покупает машину и уезжает в Тверь.

— А как же ты будешь без машины?

Куплю новую, еще более крутую. Надеюсь,родители деньжат подкинут. А что касается тебя, то мы с тобой на днях заявлениев загс подадим. Ты возьмешь мою фамилию, и тебя никто не найдет.

— Как в загс? — Я моментально подняла голову иощутила, как мое лицо залилось алой краской и как загорелись мочки ушей. — Тебеже жениться можно только после института?

— Ерунда! У нас экстренный случай. Я обязантебя обезопасить.

— Ты пойдешь против воли родителей?

— Конечно, пойду, я же тебя люблю. Возьмешьмою фамилию. Кстати, ты согласна взять мою фамилию и выйти за меня замуж?

— Согласна, — радостно кивнула я головой.

— В сентябре сыграем свадьбу. Поступать в этомгоду никуда не будешь — все равно ничего не знаешь и никуда не поступишь.Пойдешь на подготовительные курсы и будешь усиленно заниматься.

— Чтобы поступить в театральный?

— Какой, к черту, театральный? Зачем мнежена-артистка, тем более артистка из тебя никудышная.

— Почему? — обиделась я.

— С твоим провинциальным говором толькоколхозниц играть в сельских домах культуры.

Увидев, что я изменилась в лице, Дмитрийпочувствовал, что перегнул палку, и притянул меня к себе.

— Малыш, не обижайся. У тебя действительнодолжна быть нормальная и престижная специальность, под стать мне. У нас же стобой такая роскошная жизнь впереди. Мы с тобой еще обмозгуем, какой институтвыбрать.

Этой ночью я почти не спала. Я думала о том,что с тех пор, как я познакомилась с Дмитрием, непонятно куда пропала моясвобода и независимость. Я стала какой-то зависимой и даже покорной. Я пыталасьпонять, отчего это произошло: оттого, что я попала в обстоятельства, которыебуквально прижали меня к стене и не давали сделать ни единого вдоха, илиоттого, что мне самой захотелось измениться и стать совершенно другой. И все жемое новое состояние мне нравилось. Мне нравилось чувствовать эмоциональнуюзависимость и защищенность. Этот месяц был самым счастливым месяцем в моейжизни, и все мои проблемы и неприятности отошли на второй план.

Я понимала, что Дима — слишком властный,избалованный, и с ним будет сложно, но я знала, что мне не страшны сложности. Яуснула только под утро. Разбудили меня чьи-то громкие голоса. Подняв голову, яшироко зевнула, потерла сонные глаза и постаралась понять, что происходит.Напротив кровати стояли мужчина и женщина и смотрели на нас с Димой полнымиужаса глазами.

— Дима, кто это?

— Знакомься. Это мои родители, будь онинеладны.

Зайдя в небольшую и достаточно скромнуюкомнату, я села на диван и закрыла глаза. Дима взял меня за руку и тихоспросил:

— Ты успокоилась?

— Почти, — кивнула я.

— Успокойся. Это нормальная первая реакциямоих родителей.

— Если для тебя она нормальная, то меня до сихпор трясет, и еще неизвестно сколько времени трясти будет.

— Придет время, и они тебя примут и полюбят.

— Они меня никогда не примут и уж тем более неполюбят, — проговорила я, сдерживая слезы.

Я вспомнила, как мать Дмитрия подняла с поласвою фланелевую рубашку и стала хлестать ею меня по лицу, называяпровинциальной хищницей и акулой. Дмитрий бросился на защиту, встав между мнойи своей матерью. При этом он был совершенно голый. Мать стала громко рыдать ихвататься за сердце, крича во весь голос о том, что она не желает находиться водной квартире с грязной деревенской потаскушкой, решившей женить на себе еенепорочного сына. Это было страшное зрелище! Плачущая женщина стала звонитьмногочисленным родственникам, требуя их незамедлительного присутствия. Когданачала съезжаться родня, пытавшаяся раскрыть глаза Диме относительно еговозлюбленной, заплаканная Димина мать вынесла из своей комнаты шкатулку изаголосила о том, что я украла у нее драгоценности, и заявила, что вызоветмилицию. Я сидела ни жива ни мертва, а затем не выдержала и начала собиратьсвою сумку. Дима пытался меня остановить, убеждая свою кричащую на всю квартируродню, что можно решить все полюбовно, но я резко сказала, что с меня хватит, инаправилась к выходу. Уже почти невменяемая Димкина мать стала кричать мневослед, что если я в ближайшее время не верну ее драгоценности, то она засадитменя за решетку. Она вновь запустила в меня фланелевой рубашкой и прокричала,чтобы я забрала ее с собой: она все равно ее уже не наденет, тем более вквартиру придется вызывать санитарную станцию и срочно все дезинфицировать,потому что сюда наверняка занесена зараза. Переступив через ночную рубашку, язарыдала и пулей выскочила из квартиры. Следом за мной выбежал одевающийся находу Димка. За свои деньги он снял мне крохотную однокомнатную квартиру иостался вместе со мной.

— Света, я сейчас денег раздобуду, и мыпереедем на нормальную квартиру. Снимем приличную двушку в центре, — пыталсяприободрить он меня.

Но размеры нашего жилья на данный моментинтересовали меня меньше всего.

Взяв Диму за руку, я вытерла покрасневшие отслез глаза и сказала:

— Дима, я не воровала драгоценностей твоейматери. Я вообще воровать не умею.

— Я знаю, — кивнул он головой. — Драгоценностилежат в сейфе. Она тебя оговорила.

— Разве можно так ненавидеть человека,которого совсем не знаешь? А самое главное — за что? За то, что я из провинции?

— Понимаешь, все пошло совсем не так, как ярассчитывал.

— А как ты рассчитывал?

Дима провел ладонью по моему лицу и не мог незаметить:

— Ведь у тебя все побои сошли, сейчас ты такаясимпатичная! Я совсем не так представлял себе твое знакомство с родителями: тыбы напекла пирогов, накрыла на стол, я бы купил бутылку дорогого коньяка. Вобщем, все как у людей.