class="p">— Любой мужчина, который женится на Черной вдове, должен спать с одним открытым глазом.

О, как же она ненавидит, когда я ухмыляюсь. Ее глаза сверкают гневом. Она говорит одеревеневшими губами: — Это очень умная идея. — Затем она выпрямляется во весь рост, смотрит на меня с испепеляющим презрением и выдавливает: — Мистер Куинн…ты женишься на мне?

Я протягиваю руку и провожу кончиками пальцев по ее щеке.

— Да, гадюка, — бормочу я, чувствуя, как моя кровь быстро и горячо бежит по венам. — Я женюсь на тебе. Но если ты решишь убить меня, подожди до завтра.

Она выгибает бровь.

— Потому что?

— Потому что мне нужно хотя бы раз почувствовать, как твои острые когти впиваются мне в спину, прежде чем я умру.

Я беру ее за руку и веду из комнаты обратно к алтарю.

20

РЕЙ

Когда мы выходим из комнаты, половина церкви уже на ногах. В святилище разносится эхо звуков. Шепчущие голоса, приглушенный смех, шелест одежды. Однако в тот момент, когда нас замечают, шум стихает, и все оборачиваются, чтобы посмотреть на нас. Куинн громко командует: — Всем вернуться на свои чертовы места.

Он тащит меня на место, говорит Деклану: — Полный вперед, приятель, затем щелкает пальцами священнику, показывая, что хочет, чтобы тот поторапливался.

Священник смотрит на Деклана, ожидая указаний. Бросив веселый взгляд на изумленных гостей, Деклан говорит: — Может быть, нам стоит пропустить мессу и сразу перейти к постригу, отец.

— Ты в ударе, — говорит Киран, посмеиваясь. — Эта буйная компания сейчас начнет кидаться яйцами.

Я все еще не успела отдышаться, когда священник обращается ко мне с сильным ирландским акцентом: — Как тебя зовут, девочка?

— Рейна.

— Прекрасно. Удачи тебе.

Прижимая Библию к груди, он смотрит на толпу и поднимает руку. Он держит ее поднятой до тех пор, пока все снова не займут свои места и в святилище не воцарится тишина.

— Нежно любимые, мы собрались здесь сегодня, чтобы отпраздновать союз Гомера и Рейны в благословенном таинстве брака.

Несколько человек по обе стороны прохода перешептываются: “Кто?” Игнорируя их, Куинн рычит священнику: — Переходи к части поцелуев.

Говоря это, он смотрит на меня с выражением голода и горячего нетерпения, его взгляд мечется взад-вперед между моими глазами и моим ртом. Мои руки дрожат так сильно, что дрожат все цветы в букете. Священник вздыхает, качая головой.

— Очень хорошо. Берешь ли ты, Гомер, эту женщину…

— Я клянусь.

— Придержи коней, парень, — бормочет священник. — Это не чертова гонка.

Он тяжело выдыхает и начинает снова.

— Гомер…

— Я клянусь.

— ...Берешь ли ты эту женщину, Рейну…

— Я клянусь.

Сделав паузу для очередного обиженного вздоха, он продолжает.

— В законные жены. Клянешься любить и беречь её с этого дня…

Яростно перебивает Куинн: — Я клянусь. Да. Теперь перейдем к части с поцелуями.

— Ты не можешь поцеловать ее, пока она не произнесет свои клятвы!

— Тогда приступай к делу!

Священник некоторое время смотрит на сводчатый потолок, затем поворачивается ко мне.

- Ты, Рейна… — Это все, что я слышу. После этого все заглушается пронзительным жужжанием в ушах и грохотом моего пульса, подчеркивающим это.

Я вспотела. Дрожу. Дыхание участилось, я рискую упасть в обморок. Должно быть, это сон или кошмар, какой-то невозможный фантастический мир, в котором я попала в ловушку, где согласилась выйти замуж за незнакомца, чтобы спасти жизнь своей племяннице. За исключением того, что Куинн не незнакомец. Во всяком случае, не совсем незнакомец. Но именно он назвал этот союз “фиктивным” браком. Фиктивный брак, конкретно включающий секс.

Итак, мы оба здесь выполняем долг, но у него уже есть преимущество. Он добился от меня уступки, но я ничего не добился. За исключением еще одного пожизненного обязательства, которого я не хотела.

Внезапно я понимаю, что в святилище воцарилась мертвая тишина. В воздухе витает ожидание, похожее на коллективное затаенное дыхание. Я в панике оглядываюсь по сторонам, не понимая, что происходит, потому что была погружена в свои мысли, когда священник мягко подсказывает: — Здесь ты говоришь ”да", девочка.

В панике я выпаливаю: — Где кольцо? — По толпе прокатывается взрыв смеха.

Сердитый взгляд Куинна показывает, что он не находит ничего смешного. Деклан лезет в карман своего смокинга. Он достает сложенный белый шелковый квадратик из кармана. Он разворачивает его и протягивает Куинну кольцо. Куинн берет мою левую руку в свою и надевает кольцо мне на палец. Оно блестит там, большое и смелое, красное и сверкающее, яркое, как капля свежей крови. Потрясенная видом красного бриллианта, я шепчу: — Ты сказал, что купил одно из розовых.

— Я так и сделал. Я вернул его ради этого.

— Почему?

Он смотрит в мои широко раскрытые глаза, и вся сила его могучей мужественности охватывает меня.

— Я решил, что мне нужно что-то, что каждый день напоминало бы мне, что моему сердцу нельзя доверять. Что может быть лучше камня точно такого же цвета, как твои губы?

От этого у меня кружится голова.

— Это помада, ты, большой болван. Кроме того, в этом нет ни йоты смысла.

Он рычит: — Может быть, я лгу. Ты знакома с этой концепцией. А теперь скажи ”да", гадюка, и дай мне свой чертов рот.

Я делаю свой последний вдох свободы. Возношу безмолвную молитву о силе. Затем, так тихо, что едва слышно, я говорю: — Да.

Куинн выбивает букет из моих рук, прижимает меня к своему телу и целует. Поначалу это тяжело и требовательно. Я могу сказать, что он ожидает, что я буду сопротивляться или вывернусь, но когда я обвиваю руками его плечи и погружаюсь в него, его рот становится нежнее. Укачивая меня в своих объятиях, он проводит своим языком по моему, давление такое же мягкое, как и его губы.

Через несколько секунд я теряюсь из виду. Мои пальцы запускаются в его волосы. Все эти мягкие, шелковистые золотистые волосы. Я тяну за них, желая, чтобы он был еще ближе. Желая, чтобы он поглотил меня своим ртом. Низкий звук удовольствия, вырывающийся из его груди, заставляет меня дрожать. Поцелуй продолжается и продолжается, переходя от сладкого к голодному и обратно. Я парю, лечу и падаю, все одновременно. Его рот декадентски сочный. Его вкус восхитителен. Меня совершенно не волнует, что у нас четыреста свидетелей,