— Когда он продолжает молчать, я тихо добавляю: — Ты в десять раз лучше, чем он был. Это не значит, что мои чувства по поводу этой ситуации незаконны.

Он проводит большим пальцем по моей челюсти и бормочет: — Спасибо.

— Не за что.

— Ты когда-нибудь снова посмотришь на меня?

Когда я приоткрываю глаз, он улыбается мне. Затем становится серьезным и деловым.

— Нам нужно поговорить.

— Почему у меня плохое предчувствие по этому поводу?

Удерживая мой вес у себя на коленях, он раздвигает ноги шире, так что моя задница оказывается на сиденье, а его бедра раздвигаются вокруг моей задницы. Он отодвигает массу белого шифона, чтобы она не мешала ему, и скользит рукой вверх по моему бедру, притягивая меня ближе и впиваясь пальцами в мою обнаженную плоть.

Я сухо говорю: — Боже, ну разве мы вдруг не распустили руки.

— Я только начинаю. Но именно об этом я и хотел с тобой поговорить.

— Я бы хотела сначала напиться, если ты не возражаешь.

— Я возражаю. Для этого мне нужно, чтобы ты была в сознании.

— Звучит пугающе.

— Я хочу трахнуть тебя, как только мы доберемся до отеля, так что сначала нам нужно покончить с этим разговором.

Мое лицо заливается краской. Я прикусываю внутреннюю сторону щеки, пока он смотрит на мой рот с нескрываемым вожделением.

Хриплым голосом он говорит: — Я не буду принуждать тебя, я хочу, чтобы это было ясно. То, что ты моя жена, не значит, что ты не можешь сказать ”нет".

Чувствуя себя так, словно меня только что переехал грузовик, я делаю глубокий вдох и выдыхаю.

— Ты забыл нашу приятную беседу в задней комнате церкви, когда потребовал, чтобы этот фиктивный брак включал секс или все это было бесполезно?

— Я помню, что ты согласилась на это, — следует жесткий ответ.

— Потому что мою племянницу чуть не застрелил ее отец.

— Ладно, давай перейдем к этому. — Он делает паузу, чтобы ухмыльнуться мне. — Ты полна дерьма, знаешь.

— Он бы застрелил ее! — горячо восклицаю я. — И Хуана Пабло тоже!

— Ммм. И ты никак не могла вырвать пистолет у него из рук или отвлечь на достаточно долгое время, чтобы застрелить его самой, верно? Потому что ты такая кроткая и неспособная на убийство.

Сарказм в его тоне заставляет меня возмущенно уставиться на него.

— Ты хочешь сказать, что я хотела выйти замуж за тебя?

— Я предполагаю, что если бы ты действительно этого не хотела, то придумала бы, как справиться со своим идиотом — братцем, не шествуя к алтарю в свадебном платье.

Я говорю сквозь стиснутые зубы: — Я. Этого не хотела. Напыщенный индюк.

— Я хочу сказать, что я видел, как ты стояла перед мужчиной, направившим пистолет тебе в грудь, и ты сказала ему идти к черту. Ты сказала, что увидишь его в аду, где отрежешь ему яйца и задушишь им. — Его улыбка слабая и отвратительно самодовольная. — Не может быть, чтобы Джанни напугал тебя.

Я поднимаю подбородок и ехидно фыркаю.

— Ты бредишь, но можешь думать все, что хочешь.

— Я так и сделаю. И что я думаю, так это то, что в глубине души ты хотела выйти замуж за меня.

— Твое эго — восьмое чудо света. — Игнорируя это, он продолжает более мягким, интимным тоном.

— Потому что ты не из тех женщин, которые отказались бы от свободы, завоеванной такой дорогой ценой.

Его взгляд пронзительный, сверлящий меня и заставляющий меня возразить ему. Он ждет моего ответа, нежно поглаживая большим пальцем взад-вперед мою щеку, пока обнимает меня.

— Это ужасно говорить, особенно в день нашей свадьбы, поэтому, пожалуйста, прости меня. Но нет никакой гарантии, что я не вернусь к ношению черного до конца месяца .

Он смотрит на меня в напряженном, обжигающем молчании. Затем он запрокидывает голову и смеется. Он смеется так долго и так сильно, что я начинаю раздражаться. Я шлепаю его по одной из его больших, дурацких грудных мышц.

— Не то чтобы ты этого уже не знал! Ты сказал, что возьмешь свою жизнь в собственные руки!

— Да, — соглашается он, все еще смеясь. — И я готов.

— Тогда что же тут смешного?

— Никогда не думал, что найду угрозу своей жизни романтичной.

— Ох, заткнись, — ворчу я, с отвращением качая головой. — Ты идиот.

— Но я твой идиот, — говорит он, его смех затихает. Его голос понижается на октаву. Его взгляд становится напряженным. — А ты моя гадюка.

— Ненавижу это прозвище.

Он рычит: — Нет, ты не ненавидишь, лгунья.

Он притягивает меня к себе и целует. Обхватывая своей большой рукой мой затылок, он прижимает к себе и делает большой глоток из моего рта, пока я сжимаю лацкан его смокинга одной рукой, а другой цепляюсь за его плечи. Он скользит другой рукой вверх по моей ноге к моему бедру, которое сжимает. Затем он зацепляет большим пальцем резинку моих трусиков и дергает за нее, посылая волны удовольствия по моему тазу, когда хлопок касается моего клитора. Прижавшись к моим губам, он шепчет: — Ты дрожишь. Я полагаю, это страх, верно? Он хихикает. — Потому что такой идиот никогда бы тебя не возбудил.

— Я тебя ненавижу.

— Ты никогда не закончишь лгать, не так ли?

Он снова завладевает моими губами, целуя сильнее. Я выгибаюсь навстречу ему, мое сердце колотится, а соски твердеют с каждым движением его языка. Он снова дергает за мои трусики, заставляя меня беспокойно извиваться, затем просовывает руку мне между ног.

— Промокла, — шепчет он, потирая мои трусики. — Милая маленькая гадюка, ты уже насквозь мокрая.

— Я думала отравить твой кофе, — говорю я отрывисто.

— Ты думала о том, чтобы оседлать мой член.

— Почему ты такой ужасный?

— Ты пробуждаешь во мне ублюдка. А теперь давай посмотрим, смогу ли я заставить тебя сделать что-нибудь с этим ртом, кроме как разрезать меня на ленточки.

Он просовывает пальцы мне под трусики и нежно пощипывает мой набухший клитор. Я задыхаюсь, напрягаясь. Когда его толстый палец проникает в меня, я закрываю глаза и стону.

— Идеально, — бормочет он. —Что, если я сделаю это?

Он прижимает большой палец к моему клитору и