— Нет.

— Ну, вот видите! А ведь наверняка когда-то были, хотя бы в возрасте Джулии.

— Да, наверное.

— Лично я только тогда и была, — задумчиво промолвила Зои. — К тому времени я прожила в браке всего пару лет, а телевидение просто обожала. Ах, этот негодяй, жизненный опыт! Как я его ненавижу! Ненавижу все, что приходит с годами и накладывает свой омерзительный отпечаток, чтобы в конце концов привести туда, где меньше всего хочется быть. Перца не хватает!

— Что, простите?

— К сыру.

Джеймс посмотрел себе в тарелку и с изумлением обнаружил, что успел ее опорожнить.

— Перцу? Я не распробовал.

— Покажите мне вашу жену.

— У меня нет жены.

— О! Надо было навести насчет вас справки, — с сожалением сказала Зои. — Тогда бы я не ляпнула бестактность. А ведь кое-какой жизненный опыт имеется! Впрочем, некоторые так ничему и не учатся, даже если всю жизнь отираются среди знаменитостей. Прошу прошения!

— Не стоит. Я не гей.

— Тогда почему у вас нет жены?

Джеймс открыл рот и понял, что не заставит себя даже упомянуть о Кейт.

— Была, но умерла. Давно, — сказал он вместо этого.

— Так вы вдовец… — Зои не без усилия отвела от его лица завороженный взгляд. — Завидую! Жду не дождусь, когда сама буду вдовой.

— В этом нет ничего приятного.

— Для кого как, — сказала она, впервые за все это время улыбаясь. — Лично я только и живу ожиданием. Ах, пережить мужа! Этим я отомстила бы за все.

По дороге домой настроение у Джеймса было хуже некуда. До отвала наевшись вкусной еды и воздав должное напиткам, он тем не менее не чувствовал ни малейшего довольства и был глубоко разочарован своим первым опытом светского общения в отсутствии Кейт. Нить разговора за обеденным столом была скоро перехвачена коллегами Хью и к пудингу уже плотно унизана обрывками воспоминаний о прежних, золотых деньках, когда телевидение было отдано на откуп дилетантам со средствами. Они без стеснения ржали во весь голос, дымили в лицо соседям по столу, опрокидывали дорогое бренди в рот целыми бокалами и цеплялись к Хью с дурацкими шуточками. Фредерика сделала несколько бравых попыток вовлечь Джеймса в разговор на милую ее сердцу тему дошкольного образования, а Зои, гоняя по тарелке нетронутую пищу, снова и снова погружалась в грезы о том, как расквитается с мужем, сломавшим ей жизнь. В конце концов Джеймс решил, что с него хватит, и сбежал со своим кофе в столовую — только чтобы наткнуться там на Фанни Маккинли. Она долго, очень долго рассуждала о необходимости ввести в каждое иллюстрированное издание раздел о духовном росте, а Джеймс кивал, смотрел на нее и думал: вот создание, изысканное, как хорошо отшлифованная статуэтка из дорогого дерева, но в нем нет ни капли уязвимости, ни капли женственности, и это делает его в конечном счете отталкивающим.

— Ну как, хорошо повеселился? — спросил Хью, когда Джеймс объявил, что ему пора домой.

— Отлично.

— Значит, все в порядке? — не унимался Хью, неестественный в своем чрезмерном оживлении.

— В полном.

— Не теряй связи, старина. — Он хлопнул Джеймса по спине, хотя знал, что тот терпеть этого не может.

Каким облегчением было снова оказаться в машине, нацепить разболтанные очки и покинуть этот наманикюренный уголок сельской местности ради безобразного и родного Джерико! Джеймс чуть не повернул на юг, чтобы объехать Лондон по периметру и бросить взгляд на Осни, но подумал, что бередить воспаленные чувства так же глупо, как трогать больной зуб. Он отправился домой, намереваясь провести целый час в саду, что-нибудь подстригая или выпалывая сорняки. В прошлом это, конечно же, было обязанностью Кейт… Впрочем, Кейт любила ухаживать за садом.

О том, что Леонард пообедал, недвусмысленно повествовали сковорода, вся в застывшем жиру, и сток раковины, забитый остатками консервированных бобов. На столе красовалась грязная тарелка. Кое-как свернутая воскресная газета была в красных кругах от стакана, початая бутылка стояла открытой, а пробка валялась под столом. Казалось, в доме обитает сразу два морально незрелых, безответственных подростка. Наполнив сковороду горячей водой, Джеймс начал пробивать сток. Он думал о том, как же, черт возьми, удается сосуществовать членам других семей и как женский пол выдерживает все это свинство. Неудивительно, что время от времени какая-нибудь домохозяйка приканчивает всех своих близких! За этот каторжный труд по меньшей мере надо платить, вот только мало какой муж зарабатывает достаточно, чтобы окупить жене потраченные нервы! А уж если на шее сидит парочка вроде Джосс и Леонарда…

Дядя был у себя и делал вид, что с головой погружен в кроссворд.

— Неужели трудно убрать за собой, а? — с порога спросил Джеймс.

Леонард начал гудеть себе под нос какой-то мотивчик.

— Где Джосс?

— Шляется. Совсем обнаглела! — ответил Леонард, хватаясь за шанс сменить тему.

— Она не говорила, когда вернется?

— Скажет она, как же!

— Если так пойдет и дальше, Джосс вылетит отсюда в Осни, а ты — в дом престарелых.

— Шутишь? — вздрогнул Леонард.

— И не думал.

— У тебя же доброе сердце!

— Было доброе, но вы по нему слишком нагло топчетесь, — с горечью заметил Джеймс. — За все время ни один ни разу не помог, даже по мелочи. Не надейся, что на ночь я буду поить тебя чаем!

Он вышел, хлопнув дверью. Леонард осторожно расслабился.

— Я и не надеялся, — проворчал он.

К восьми часам (крайний срок по воскресеньям) Джосс домой не вернулась. Не было ее ни в девять часов, ни в десять. Леонард, который упорно дулся на Джеймса, наотрез отказался разделить его первоначальную тревогу и последующий гнев.

— Может, пора звонить в полицию?

— И как ты это подашь? «Чужой ребенок не вернулся ко мне домой»?

— Может, и чужой, но вверенный моим заботам!

— Позвони тому, кто тебе его вверил. — Кейт? Ты с ума сошел!

— Это ее ребенок, не чей-нибудь. Ее треклятое отродье!

В конце концов, измученный усталостью и страхом, Джеймс набрал в кабинете оставленный Кейт номер владельца дома.

— Слушаю! — завопили в трубку, стараясь перекричать звуки оркестра Сэма Донахью.

— Мистер Уинтроп? Можно к телефону Кейт Бейн?

— Ее нет! Где-то ходит!

— А когда вернется?

— Не знаю! Она мне не докладывается!

На другом конце линии положили трубку, и Джеймсу пришлось сделать то же. Он прижался к телефону лбом и несколько минут сидел с закрытыми глазами и сжатыми кулаками. Потом прошел к письменному столу, вырвал из блокнота листок и мрачно стал писать.