— Ау-у! — раздалось с лестницы на кухню.

Она повернулась и увидела торчащую голову Бенджи.

— Угадай, что случилось!

Не стоило и пытаться задавать прямой вопрос. Бенджи был Бенджи, он не отступался, пока не считал игру законченной.

— Ты сменил сексуальную ориентацию.

— Еще чего! Вторая попытка?

— Тебя приглашают шеф-поваром в Букингемский дворец.

— Нет, но звучит неплохо. Третья?

— Звонил Элтон Джон.

— Ах, если бы! Ладно, не буду тебя мучить. На самом деле случилось ужасное — у нас вышел весь орегано.

— И что же?

— Как что?! Думаешь, у меня есть время таскаться по рынкам? Кейт, лапочка, душечка, милашечка, выручай!

— Все ясно.

— Как минимум четыре унции! Сублимационной сушки!

— От тебя никакого толку, — вздохнула Кейт.

— Не всегда, кисонька, далеко не всегда, — ухмыльнулся Бенджи (в точности как она и ожидала). — Расспроси народ, и тебе скажут.

Голова скрылась из виду. Кейт выудила купюру из коробки с деньгами на текущие расходы и, продолжая напевать, вышла за дверь. Стоял чудесный день: с чистыми голубыми небесами, с облаками, похожими на комки ваты, — день, созданный для надежд и оптимизма. С боковой улицы, где находилась пиццерия, Кейт вышла на Корнмаркет-стрит, стремительно пересекла ее, пробежалась под арками «Кларедон пресс» и оказалась на широкой, оживленной Куин-стрит. Здесь она помедлила, высматривая брешь в плотно идущем транспорте (не ждать же, в самом деле, у светофора в таком задорном настроении!), и вдруг увидела Джеймса и Джосс.

Обремененные покупками, они стояли у того же самого перехода, только с другой стороны улицы, и терпеливо дожидались зеленого света. В Кейт сразу умерло всякое оживление. Вид у них не был ни покинутый, ни несчастный, и как-то не казалось, что они умирают от желания ее повидать. Правда, они и не лучились счастьем от того, что проводят время в обществе друг друга, но лучше бы уж это. Они выглядели (и это больно ужалило Кейт в самое сердце) как люди близкие, давно привыкшие друг к другу, когда другой как бы сам собой разумеется и все самое скучное, самое утомительное, вроде шопинга, переходит с ним в разряд простой и по-своему приятной повседневности. Когда загорелся зеленый свет, они двинулись через улицу, и Джеймс, переложив пакеты в одну руку, другой взял Джосс за локоть. Это было бессознательное, чисто инстинктивное движение заботливого отца по отношению к дочери.

Кейт скрылась раньше, чем ее заметили.

Близнецы Хантер сидели в гардеробе. Они забрались в него, чтобы спрятаться от Сэнди, а двери взяли и захлопнулись и оказались слишком тяжелы для детских ручонок. Джордж и Эдвард не имели ничего против: гардероб был мамин, эта пахнущая мамой тьма навевала ощущения смутно знакомые и очень уютные. К тому же, раз уж гардероб находился в родительской спальне, освобождение было гарантировано, а на данный момент у мальчиков было сразу два интересных занятия: прислушиваться ко все более раздраженным призывам Сэнди, а также совать голову то в мамину юбку, то в штанину ее брюк и с упоением сознавать, как неприлично они себя ведут.

— Пиф-паф! — крикнул Джордж очень невнятно из-за набившегося в рот черного шифона.

Эдвард потянул с плечиков пиджак, и тот свалился ему на голову. Он уткнулся в него, изнемогая от смеха.

— Толстуха Сэнди! Толстуха, толстуха! — повысил голос Джордж и, совсем расходившись, крикнул: — Толстожопая!

— Тсс!

Тяжелые шаги приблизились и затихли за дверью — даже Сэнди, с ее хорошо отработанной простодушной наглостью, не решилась с ходу вторгнуться в святая святых. Потом дверь все-таки открылась. Близнецы затаили дыхание. Эдвард, так и лежавший на полу гардероба, приник глазом к щели. У самой двери виднелись домашние тапки и нижняя часть тренировочных брюк. Тапки зашлепали сперва по половицам, потом по белому греческому ковру. Снова остановились, теперь уже у туалетного столика. Послышалось постукивание перебираемых флаконов и баночек, позвякивание маникюрных принадлежностей, что-то тонко проскрежетало по стеклу, под которым, как было хорошо известно Джорджу и Эдварду, хранились их фотографии еще с тех давних времен, когда они терялись в детской ванночке. Сэнди оставалась у столика ужасно долго, так долго, что становилось невозможно дальше держать в себе как смех, так и содержимое мочевого пузыря. Наконец послышалось: «Маленькие гаденыши!» — после чего Сэнди прошагала к двери и вскоре вышла из спальни.

Джордж обессиленно рухнул рядом с братом. Из осторожности они все еще зажимали рты руками, но смех рвался наружу и, конечно, вырвался, мгновенно расслабив все судорожно сведенные мышцы. Мальчики смеялись, по ногам у них текло и понемногу вытекало из гардероба, образуя лужицу на чисто вымытом, до блеска отполированном полу спальни.

Нагнать на Сэнди страху было непросто.

— Ничего такого страшного я не сделала, только вышла в туалет. Всего-то и дел было три минуты.

— И вы говорите, что обыскали весь дом? Абсолютно весь?

— Весь как есть.

— Даже спальню?

— В вашу спальню мне заходить не велено.

Джулия осторожно перевела дух. Не следовало выказывать свой страх перед Сэнди, особенно после того, как та заявила: «Подумаешь, большое дело! Животы подведет — прибегут как миленькие».

За всю бытность Джулии матерью ей не приходилось испытывать ничего даже отдаленно похожего, и она гордилась своим умением сохранять хладнокровие. Такой всеобъемлющий страх шокировал, он был тем более силен, что день удался, что до этой минуты все шло гладко, как по маслу. Фанни Маккинли попросила интервью для своего журнала, Хью позвонил с новостью, что передача об эвтаназии (под названием «Есть ли у нас право на выбор?») выходит одновременно на всех коммерческих каналах и что пресса уже начинает слетаться на запах гарантированного успеха.

И вот — на тебе!

— Может, хотите чайку? — спросила Сэнди. — Я поставлю чайник и бекон могу поджарить. Они, как унюхают, мигом объявятся.

Вместо того чтобы холодно сказать «нет», Джулия выкрикнула это слово истерически, заставив Сэнди вытаращить глаза.

— Я хочу подняться в свою комнату! Если Джордж и Эдвард там, они… они откликнутся на мой голос!

— Вот и ладно.

Джулия вышла с кухни, пытаясь убедить себя, что явное безразличие Сэнди — просто умение держать себя в руках.

— Мальчики! — позвала она, взбегая по лестнице. — Мальчики!

Наверху она заглянула по очереди в каждую из спален, громко окликая, и наконец оказалась перед последней. Открыла дверь.

— Джордж! Эдвард! Милые мои, вы здесь?!

Ответа не последовало, и Джулия вошла. Царившая в спальне тишина казалась неестественной, полной угрозы. Понимая, что не справляется с ситуацией, Джулия решила позвать на помощь Хью. Сбросив пиджак прямо на кровать (что прежде просто не пришло бы ей в голову), она метнулась к телефону. Этому сопутствовал чавкающий звук, словно она во что-то попала ногой. Джулия посмотрела на пол. За ней тянулись мокрые следы, и следы эти шли от приличного размера лужи перед гардеробом.