Валентин продолжал рыдать, как раненое чудовище. Его любимый Юрка. Свет его очей. Лежит на снегу в луже собственной крови. Такой смелый, такой бесстрашный и всегда мягкий и добрый! Его любимый Юрка! Его надежда и единственная перспектива.

Осознавшие свой проигрыш, цыганские бойцы пытались забраться в джипы и скрыться со склада. Но никому из них не дали уйти. Всех девятнадцать цыганских бойцов уложили рядом с их мертвым бароном. У них, вообще, не было шансов выбраться со склада живыми в эту ночь.

Все стихло. Стволы остывали, как и трупы. Мягкие легкие хлопья снега укрывали горячую кровь, изливающуюся из тел, и превращались в багровую кашицу.

– Идемте! – приказала Амелия.

Бойцы вышли из укрывающей их рощи и бегом направились к эпицентру трагедии. Их встретили подозрительными взглядами и даже заряженными стволами. Но седой ежик Амелии невозможно не узнать, а потому их быстро пропустили через ворота, и они рассеялись по складу для оценки обстановки. Бойцы Голубки встречали Амелию недоверчивым взглядом, оно и ясно, ведь ее не должно быть здесь, но никто и слова не сказал, ведь она – одна из боссов.

Ватные штаны характерно шуршали при каждом ее шаге, толстая куртка из военного камуфляжа увеличивала объемы Амелии так, что со спины она казалась одним из своих телохранителей.

– Где Валентин? – хриплым голосом крикнула Амелия.

Никто не ответил. Бойцы пожимали плечами, кто-то немедленно ринулся на поиски.

Амелия присоединилась.

Она нашла Голубку по его кровавому следу на белом снегу, ведущему между рядами контейнеров.

Валентин сидел на земле, прислонившись спиной к контейнеру. На коленях он держал труп своего сына.

Амелия осторожно подсела к обоим.

Амелии понадобился лишь один взгляд, чтобы понять, что никто из двоих не выживет. Она тяжело вздохнула.

Валентина ранили точно в печень, и уже ничто его не спасет, поскольку время безвозвратно упущено. Голубка умирал. Голубка вскоре присоединится к своему драгоценному Юрке.

Амелия подозвала к себе своих двух бойцов, чтобы перенести отца с сыном в машины и увезти.

Валентин открыл глаза и туманным взором взглянул на Амелию.

В глотке у него забулькало, когда он пытался сказать что-то.

– Тише, тише, – прошептала Амелия и присела возле мужчины.

Голубка сглотнул подступающую кровь и прохрипел:

– Это не я… это был не я…

– Что ты хочешь сказать? – не понимала Амелия.

Голубка снова откашлялся и сглотнул.

– Не я знак подал… это был не я…

По спине Амелии тут же пробежал холодок.

– Пуля вошла в правый висок… у меня не было там людей… там негде спрятаться… это был не я…

Последние слова Голубки были услышаны Амелией, и он затих навсегда. Голова Валентина медленно сползла набок, глаза застыли, грудь перестала двигаться.

Амелия медленно встала, она все поняла.

– Быстро забираем обоих и уходим! – приказала она своим бойцам. – Мы до сих пор под прицелом!

***

В комнате стоит запах гари. Она открывает глаза и понимает, что комнату охватил черный едкий дым, из-за которого тяжело дышать. Кажется, в доме пожар. Сквозь плотную ядовитую завесу она видит желтые звезды на потолке. Жасмин, Аврора, Глеб. Они по-прежнему наблюдают за ней и охраняют ее сон этой ночью. Но от токсичных выбросов продуктов горения щиплет глаза, и она едва их различает в темноте. Надо срочно выбираться из дома.

Нина встает с постели и идет к двери. Она оборачивается напоследок и удивляется, как она поместилась в свою детскую кровать! Но ведь это – сон, здесь предметы теряют размер, помещения – объем, а жизнь – время.

Она бредет по коридорам дома, спускается на первый этаж. Она знает, что в доме никого нет. Этот сон не о ее прошлом, он о том, что грядет. Здесь нет никого кроме нее и вечных спутников, перемещающихся за ней в образе теней. Их бессилие проникнуть в эти сны всегда казалось странным. Их словно что-то не пускало сюда, как будто возникал невидимый заслон, сквозь который они никак не могут пройти и обрести плоть.

Это – особенные сны. Поэтому Нина знает, кто ждет ее здесь.

Нина выходит из дома в одной лишь сорочке, ступает босыми ногами по заснеженным пустынным улицам. Зимняя ночь совсем непохожа на зимнюю. Холод проиграл огню в борьбе за лидерство, и голодное пламя охватило все вокруг.

Нина осматривается. Нет, это не ее дом горит. Горит целый город. Вдалеке на горизонте здания полыхают красными языками, небоскребы охвачены пламенем, люди кричат о помощи, и, не дождавшись ее, исчезают в безжалостном огне, который, кажется, достиг самих небес. Нина стоит посреди дороги напротив своего дома детства и наблюдает за тем, как огненная стихия захватывает все больше домов и уже с жадностью перекидывается на ее. Жар выбивает стекла на втором этаже с такой силой, что осколки осыпают Нину с головы до ног. Прощайте, Аврора, Глеб, Жасмин. Черный дым становится интенсивнее, и вскоре языки пламени добираются до каждой комнаты, до каждого угла и каждого воспоминания, что теперь остались там навсегда, похороненные под кучей пепла.

Вскоре Нина понимает, что пламя поглотило все вокруг. Это уже не город, это – целый ад, растянувшийся от горизонта до горизонта. Преисподняя, окрашенная во все оттенки красного и желтого. Ядовитая гарь разъедает ноздри, легкие распирает от невозможности дышать, здесь больше нет чистого воздуха, вместо него лишь вонь, зола и боль, и с каждой секундой температура все больше стремится вверх.

Он стоит точно перед ней. Спиной, как всегда. Ему тоже жарко, он сбросил, наконец, бессменное пальто, и Нина видит проступающую сквозь белоснежную рубашку вспотевшую спину с играющими мышцами. Он – точно зверь, готовящийся к последнему атакующему прыжку. Его волосы цвета карамели теперь еще ярче отливают огненными оттенками янтаря.

– Не бойся, – произносит он своим холодным бесстрастным голосом.

Нина делает шаг к нему.

– Это – сакральный огонь. Это огонь во имя новой жизни. Он сожжет город в пепел. Не оставит от него ничего.

Нина делает еще один шаг.

– Но потом, точно феникс, город возродится. Очищенный, обновленный и еще более прекрасный.

Нина замирает, остановившись точно за его спиной. Она даже может коснуться его, если захочет. Она так близка, что способна разглядеть каждую нить полотна его влажной рубашки, она вдыхает его запах. И он необыкновенный. Тяжелый древесный аромат, такой теплый и согревающий, но в то же время горький, и от него першит. Нина чувствует во рту горький кусочек и снимает с языка частичку табачного листка. От него веет океаном и пальмами, а еще дымом палящего автомата и ненасытной жадностью.