только кофту дай какую-нибудь теплую, а то у меня одна была. Да, слушай, у меня же кошелек ещё пропал с деньгами. Карточка только осталась, но у вас, кажется, в магазине карты не принимают, только наличку. А в райцентре я снять не успел, рано уехал.

— Вытащили кошелек, что ли?

— Не знаю, наговаривать не буду, может, сам где выронил.

— Сейчас. — Дядя Гена дал племяннику деньги. — Возьми тогда сразу ещё спагетти тонких и к чаю чего-нибудь — халвы там, зефир, что будет… Пряники только не бери, я мучных этих сладостей как-то не люблю.

— Хорошо, — Артем подошел к зеркалу, — сейчас только бинты эти сниму, а то хожу как не знаю кто…

— Может, не надо пока? Не торопишься?

— Ничего, там не сильно. — Он аккуратно снял повязку с головы. — Вот и ладно. Ну всё, я пошёл.

Лёгкий морозец на улице не отступал. Там, где солнце успело осветить своими лучами землю, иней растаял, и трава стояла мокрая, словно в густой холодной росе. Но там, где была тень, белые кристаллики льда лежали нетронутыми.

У соседнего дома Артем увидел во дворе Людмилу.

— Тетя Люда, добрый день! Я в магазин пошел, может, вам чего-то заодно купить? — крикнул он соседке.

— Здравствуй, Артем! — Та подошла к забору. — Ну раз такое дело, возьми мне соли крупной для засолки. А то завтра капусту солить собралась, глянула, а у меня её почти не осталось.

— Сколько взять?

— Килограмма три, мне хватит. Погоди, я тебе денег дам.

— Да не надо, сколько там она стоит-то, соль эта. Копейки… — отмахнулся Артем.

— Ну как же? Всё равно.

— Не надо, вы и так вон — то оладьев, то блинов наделаете. Чего, считаться, что ли, будем?

Людмила улыбнулась.

— Ну ладно, спасибо тебе.

Артем кивнул и зашагал дальше. Выйдя на центральную улицу, он увидел идущую навстречу ему небольшую группу школьников. Похоже, это были шести-, семиклассники, три-четыре девчонки и столько же пацанов. Они что-то громко говорили друг другу, смеялись, мальчишки задирали девочек, а те отмахивались от них пакетами со сменной обувью и хохотали. Раньше Артем не обратил бы на них никакого внимания и просто прошел мимо. Сейчас же он внимательно посмотрел на ребятишек и мысленно сказал им: «Я люблю вас». Поразительно, но в тот же миг он ощутил, словно внутри у него что-то поднялось против этих слов — настолько неестественно и непривычно они прозвучали в его голове. Он никогда в своей жизни не говорил никому ничего подобного, разве что Эльвире, ну понятно, ещё дочке в какие моменты, да и то нечасто. «А ведь и вправду — как-то не по себе даже», — смутился он и отвел глаза от ребят, которые прошли совсем рядом.

В кармане завибрировал телефон. Артем посмотрел на экран — звонила мать.

— Да, мам, привет. — Он остановился на обочине.

— Алло, Артем, ты где сейчас, в деревне? Что у вас с Эльвирой случилось? — Голос у матери был встревоженный. — Я позвонила ей, спросила, как там Полина, как у них дела, а она сказала, что ты ушел из дома. Артем, что там у вас произошло?

— Мам, ты только не волнуйся, ничего страшного и катастрофического не случилось. Да, я ушел от Эльвиры, мы разводимся. Думаю, рано или поздно это всё равно бы произошло.

— Почему ты мне сразу не сказал? Ты в порядке?

— В полном, не переживай. Я в деревне у дяди Гены. Всё нормально, поверь мне. Всё будет хорошо.

— Как там Геннадий-то? Жив-здоров?

— Да, он в порядке. Привет тебе передавал.

— Ну ладно… От меня тоже ему привет передавай. У Петра был? Ты долго там ещё будешь?

— Не знаю, как получится. Может, недельку ещё погощу. У Петра тоже был, у них всё по-старому.

— Ну ладно, — повторила мать, — а то я уж не знала, что и думать. Главное, уехал, а про то, что из дома ушел ни слова… Ой, господи…

— Не переживай… — Артем сделал паузу, — Да, мам, я что хочу сказать… Я тебя люблю.

— Что? — не поняла мать.

— Я говорю — люблю тебя, мам.

На этот раз на секунду замолчала мать.

— Спасибо, сынок, я тебя тоже люблю.

Артем убрал телефон и улыбнулся, на сердце у него словно немного посветлело. Он посмотрел по сторонам. По правую от него руку какая-то старушка хлопотала в небольшом огородике, что-то поддевала на вилы, перекладывала с места на место. Позади неё топталось несколько овечек. Они суетливо тыкались мордами старухе в карман, выпрашивая кусочек хлеба. Мысленно обращаясь к женщине, Артем уже смелее сказал про себя: «Я тебя люблю».

С облегчением вздохнув и расправив плечи, он пошел дальше. Сердце колотилось, словно от волнения, хотя, казалось, чего ему было волноваться? Он был один на пустынной улице, но внутри ощущал какие-то новые, непривычные для себя чувства. Словно что-то зашевелилось где-то там, в глубине его души и стало ворочаться, проситься на волю, но от этого было даже страшновато — а вдруг не получится ничего, а только хуже будет, может, тогда и не надо ничего тревожить, не надо никаких «Я тебя люблю», пусть всё остается по-прежнему, живут же как-то люди и без этого?

Из переулка в его сторону вывернул на телеге пожилой мужик.

— Н-н-но-о, давай шевелись, ядрёна-матрёна… — лениво ругнулся он на понурую лошадь, чуть дернув вожжи. — Михална, здоро́во! — крикнул он бабке с вилами.

— Ай? — не поняла та и глянула на мужика, прищурив подслеповатые глаза.

— Я, говорю, здоро́во!

— Федор, ты ли чо ли? Здоро́во, здоро́во…

— Ты кого там делашь-то?

— Да ботву картофельную прибрать надо, а то осталась вот… Как картошку-то копали, так сразу сжегчи хотела, да дожди-то не дали…

Мужик мельком глянул на поравнявшегося с ним Артема, который тоже посмотрел на него и снова мысленно сказал: «Я люблю тебя». Как же это было не привычно! Внутри у него опять всё буквально съежилось это этих простых слов. Артем смущенно отвел глаза и стал смотреть в другую сторону. «Правда, как-то по-дурацки всё это звучит», — ускорил он шаг.

И вот снова тот самый магазин «Продукты. Круглосуточно», снова та же продавщица с бейджиком «Зинаида».

— Добрый день, — улыбнулся Артем, подходя к прилавку-морозильнику. — Будьте добры, мне спагетти тонкие и халвы или зефира, что есть…

Не сказав ни слова, Зинаида повернулась и полезла в какую-то коробку, стоящую на полу под полками. Артем посмотрел на неё и, буквально пересиливая себя, снова мысленно сказал: «Я тебя люблю». У него было ощущение, словно он стоит на каком-то экзамене перед строгим преподавателем. По