— Убить! — прошипел Митар. — За безразличие, за содеянное, за развращение студиозов мерзкими книжонками…!

— Ду-умаете, умнее меня-я? — старик не боялся, смотрел открыто и улыбался. — Моло-одой человек, я ста-ар и смерти не боюсь. Но, зна-аете ли, до сле-ез оби-идно, что како-ой-то самонаде-еянный остоло-оп считает себя-я умнее меня-я. Невероя-ятно!

— Вы копировали гриморию для светляков?!

— А! Во-от оно что! И кто-о же сунул свой любопы-ытный нос в сию о-очень завлека-ательную кни-игу?

У Митара от возмущения сперло дыхание.

— Вы знали! Предполагали! И не поставили запрет?!

— Моло-одой человек. Иногда обо-олтусов-студио-озов, мнящих себя гениа-альными магами, следует учить. Чем я и занима-аюсь.

— Одна девушка погибла, другой лишился памяти! Находите это подходящим обучением?! — взревел Митар.

— О-ой, ну, тихо, ти-ихо! — старик мизинцем прочистил ухо. — Никто-о не должен был умере-еть. Сади-итесь и расска-азывайте. Я весь во внима-ании…

После долгой, обстоятельной беседы, не только Айтен терялся в догадках, но и достопочтенный Оустин Ээмель Коэр, инквизиторский эксперт и лучший знаток запретного колдовства.

— Если на обря-яде они были вчетверо-и, а ведь для неучей, не осознаю-ющих опа-асности, что одного подчиня-ять, что нескольких вра-аз, особой ра-азницы не-ет. Наверняка, они еще напу-утали в знаках.

Доба-авьте размытые дождем си-имволы — и получилось то-о, что получи-илось! Но о-очень неожи-иданный результа-ат!

— Если бы не ваш воспитательский подход — ничего бы не случилось!

— Полага-аете? А я-a думаю, что после э-этого случая другим студио-озам станет непова-адно баловаться запре-атными заклина-аниями. Перепи-исывая книгу и внося-я правки в заклина-ания, я лишь хоте-ел препода-ать не-еучам уро-ок. Тот, кто стеми-ится подчинить — са-ам окажется на ме-есте того, кому жела-ал зла-а. А та-а Сье-ези, за кото-орую так тро-огательно пережива-аете и впря-ямь ослепи-ительная краса-авица? — полюбопытствовал проницательный собеседник.

Айтен не сразу, но ответил:

— Да. Издеваетесь?

— Не-ет. Ищу сти-имул для реше-ения возни-икших тру-удностей. О-ох, приде-ется повози-иться! Ибо намудри-или они зна-атно.

— А есть шанс? — с надеждой спросил Митар.

— Е-есть, но прежде надо разобра-ать, что же та-ам случи-илось. Ибо вышла кака-ая-то стра-анность.

— Какая?!

— А без чужо-ой головы-ы спра-авиться не мо-ожете? Вы же ста-арший сле-едователь!

«Трухлявый, беззубый пень, а еще кусается!» — огрызнулся Митар.

— А вы молодо-ой, да глу-упый, — съехидничал собеседник.

— Вы менталист?

— Не-ет. Это вы, Мита-ар, как откры-ытая книга. Идите, ду-умайте и делайте вы-ыбор!

— Какой?!

— Сво-ой. Оставляем, как е-есть, или возвращаем, как бы-ыло?

— А Сонеза?

— А по не-ей ли ты печа-алишься?

Митар раскрыл было рот, чтобы спросить в лоб, как старик закрыл глаза и захрапел.

«Вот старый…!» — разозлился, но осадил себя мыслью, что когда сам станет дряхлым, вряд ли будет бодрее. Стараясь не шуметь, покинул кабинет и тихо притворил дверь.

Но как только дверь закрылась, Коэр приоткрыл глаз.

— Сьези, Сьези, — покачал головой. — И вну-учка в тебя! — и растянул сухие, морщинистые губы в улыбке.

Доклад Его Преосвященству получился сухим, с кратким описанием дел в академии.

— … Заклинание, правленое Коэром, подействовало странно. Потребуется время, чтобы разобраться в причинах и результатах, а после виновные предстанут перед судом.

— Предварительные причины?

— Размытые дождем знаки, ошибки студиозов, попытка подчинить сразу нескольких. Скорее всего, этим и объясняется путаница сознания и потеря памяти.

— Интересное дело, — Его Преосвященство постучал пальцем по столешнице просторного, но простого стола. Его невысокая, худощавая фигура среди больших вещей и огромного кабинета смотрелась несколько комично, однако в скромном теле Главного Инквизитора жил настоящий лев, осмеливавшийся кусать самого императора. Прежде Митар видел главу лишь мельком, и то пару раз. Теперь, волей случая, оказавшись в столице, имел возможность общаться с ним лично, на расстоянии вытянутой руки. Как человек Его Преосвященство был властным, но наблюдательным, дальновидным, вызывающим у рослого Митара уважение и некоторое искреннее почтение — Доведи расследование до конца, но в строжайшей секретности. После полный отчет. Книгу Коэра и любые копии изъять. Стоит кому-то пронюхать о побочном действии заклинания — появятся тайные испытатели, желающие его усовершенствовать и использовать. А если сумеют вклиниваться пусть даже частью сознания в чужое тело да хотя бы на полмерки (аналог 5 минут) — мир содрогнется от предательств и преступлений…

Глава как всегда был сдержан, однако подчиненному спокойствие давалось с трудом. Дело о простом применении колдовства обрело особую важность. Кроме того, при сухой канцелярской фразе «путаница сознаний» перед глазами вставала связанная Дэя, лежащая на холодной, мокрой земле. Да, она стала опасной, но по чужой прихоти, потому что ее сознание разделилось или дополнилось чьим-то…

«Возможно, и Сидерик лишился памяти совсем не из-за травмы, — сердце заколотилось от догадки, и Митар запнулся. — Не зря же старик намекал: «Делай выбор: оставляем, о ком печалюсь, как есть, или возвращаем, как было?» Сидерик ведь и впрямь иногда ведет себя как девочка, робкий, пауков боится, а смотрит как… Дэлинея?! Или Сонеза?» — рванул обратно к Коэру. Перешагивая через ступени, вернулся к его кабинету, однако дверь оказалась заперта, а записка, вставленная в щель, огорошила.

«Думай», — было начертано невероятно красивым почерком.

Ругаясь и громыхая сапогами по мраморному полу, Айтен покинул серую Инквизиторскую Палату. Голова болела от перенапряжения и переполнявших сомнений. Раньше всегда было просто: колдун или ведьма — поймай и проверь. Демон — убей. А тут, как не повернись, куда не ступи — больно.

«Если Дея станет прежней, то и Вопет может вновь стать прежним маленьким мерзавцем…» — долг инквизитора избавлять мир от вмешательства колдовства, но сейчас выбор был так мучителен.

«Если в нем часть сознания Сонезы — возвращаться-то некуда, если только уйти за грань. А так хоть ему польза. Но если в нем часть Дэи?! И часть ли? Разве можно разделить душу?! — стоило осмыслить, что под «сознанием» скрывается «душа», произошедшее даже ему — инквизитору, привыкшему к грязи и подлости, показалось жутким.

«Хорошо. Если все можно обратить — она станет собой, но я останусь один. Или же оставляю Сидерика рядом, зная, что в нем часть нее, воспитываю его и обретаю друга, младшего брата… — еще недавно ответ показался бы очевидным, однако теперь, представив глаза Вопета, радующегося ему, появилось терзающее сомнение. — И издеваться начнет, если вспомнит, как пил из-за нее. Ведь прозорливый же, засранец, все видел и понял! — Живо представив, как вспомнив об этом, Дэлинея поморщит носик, фыркнул и нахмурился. — Как же унизительно! Теперь она знает, какой я!» — Митар почувствовал себя как голый на людной площади.