утонченная и отлично одетая дама, совсем не толстая, но и не худая – жакет не скрадывал торчащие вперед круглые груди (круглые, но с острыми концами), должно быть, неотразимые на взгляд взрослых мужчин и уютные на взгляд ребенка или подростка, а возможно, и на взгляд другой женщины. Однако косящие глаза портили впечатление, трудно было понять, когда и куда она смотрит, хотя сейчас, вне всякого сомнения, все четыре глаза этой пары с интересом разглядывали меня и коляску с поднятым верхом (их явно привлекал младенец, что было естественно), не оставили они без внимания даже книгу, которую я держала в руке: им как будто хотелось непременно узнать ее название и фамилию автора. Они до того настойчиво смотрели на меня и улыбались мне, что я почувствовала неловкость и мне захотелось поскорее вернуться домой. Тогда толстяк заговорил:

– Сеньора Невинсон, не так ли? – Он встал и направился ко мне с еще более широкой улыбкой, а подойдя, протянул руку. Я машинально подала ему свою, ведь трудно не ответить на столь дружелюбный жест.

– Разве мы с вами знакомы? – спросила я. – Никак не могу припомнить…

– И неудивительно. Ведь в нас нет ничего примечательного. Самая обычная немолодая супружеская пара. В отличие от вас с мужем, таких молодых и красивых. Мы с вами виделись несколько месяцев назад на коктейле в посольстве, где работает Томас.

В Испании очень редко кто-то мог бы именно таким образом произнести первую букву его имени.

– Мы с вами тогда немного поговорили, но, конечно, трудно запомнить всех, с кем при подобных обстоятельствах доводится перекинуться парой фраз. А мы не такие уж и приметные, ц-ц-ц, – с притворной скромностью сказал он, поцокав языком, чтобы подкрепить свои слова, но на самом деле они оба были очень даже приметными, он – из-за своей тучности, она – из-за косоглазия. – Мигель Руис Кинделан, к вашим услугам. А это моя жена Мэри Кейт.

Тут и она тоже подошла и поцеловала меня в обе щеки, как это принято в Испании между женщинами.

– Не вставай, дорогая, не вставай, – быстро проговорила она, опустив сильную и тяжелую руку мне на плечо и сразу обращаясь на “ты”, что тоже считается у нас обычным даже среди малознакомых.

Правда, по ее имени и акценту я поняла, что она действительно иностранка, хотя вполне бегло изъяснялась на правильном испанском, то есть, судя по всему, жила тут давно. Он же говорил совершенно так же, как Томас или я, то есть скорее как Руис, чем как Кинделан. Теперь оба они разглядывали Гильермо, охали, ахали и рассыпались в восторгах. Но при этом немного перегибали палку (“Господи, какое чудо, какая прелесть, прямо ангелочек”, – воскликнула Мэри Кейт), хотя людям свойственно преувеличенно расхваливать младенцев, даже и совсем страшненьких.

– Кинделан? – Фамилия показалась мне знакомой, она была явно не испанской, однако нередко встречалась в Испании, и я, вне всякого сомнения, раньше уже слышала ее или видела в печати, и не раз. – Есть вроде бы какой-то знаменитый Кинделан, если не ошибаюсь? Только я никак не могу вспомнить, кто он.

– Был такой генерал, который умер несколько лет назад, Альфредо Кинделан. Он стал первым пилотом дирижабля в Испании и написал несколько книг. Наверное, вы слышали что-то именно про него, про генерала Альфредо Кинделана. Кажется, он участвовал в восстании, вроде бы даже командовал авиацией. По-моему, здесь имеется улица его имени, хотя нет, – поправился он, – это был генерал Киркпатрик. У вас ведь нередко встречаются ирландские фамилии, что связано, вероятно, с католицизмом, да? О’Донеллу, скажем, досталась неплохая улица, в самом центре, да? И генерал Ласи тоже получил хорошую, им больше повезло, чем О’Фарреллу, О’Райану, О’Донохью и прочим, а ведь он был последним вице-королем Мексики, однако помог той стране обрести независимость, и здесь это не понравилось. А вы знаете, что его превратили в О’Доноху и стали писать именно так? Очень смешно, Хуан О’Доноху с ударением на “у” – это его официальные имя и фамилия. Кажется, он родился в Севилье. А еще был видным масоном. – Все эти фамилии он произносил на английский манер (кроме О’Доноху), а не как испанец, и, возможно, был таким же билингвом, как Томас.

А еще я обратила внимание на слово “восстание” – оно могло указывать на то, что он не осуждал военный путч 1936 года против Республики, хотя некоторые называли его так просто по привычке, поскольку десятилетиями слышали, как франкистская пропаганда именно “восстанием” называла государственный переворот, три года спустя завершившийся победой националистов. (И в 1976-м слово это звучало достаточно часто.) Хорошо еще, что не добавил к слову “восстание” определение “славное”, обычное у франкистов.

– Кинд ел ан – ирландская фамилия?

– Скорее всего, хотя в Испании она встречается с давних времен, с одиннадцатого или двенадцатого веков, насколько мне известно. Изначально она звучала как О’Кинделан, да будет вам известно. И многие О’Кинделаны были рыцарями военного ордена Сантьяго.

– То есть вы принадлежите к такому древнему и знаменитому семейству? – спросила я не без иронии, поскольку он никак не выглядел аристократом или человеком благородного происхождения, хотя и одевался весьма тщательно, если не считать испачканных в земле ботинок и рубашки, которая из-за большого живота слегка вылезала из-под брючного ремня. Ему, видно, приходилось выбирать очень длинные рубашки, чтобы постараться избежать этого, длинные, скажем, как простыни. Но бойкий толстяк мне понравился, понравилось и то, с чего он начал разговор. Он явно много всего знал, по крайней мере имел массу сведений про испанских ирландцев (сама я слышала только про О’Донелла), и мне было интересно услышать такие удивительные факты. У меня были близкие родственники, были друзья, и тем не менее я много времени проводила в одиночестве. Вернее, как это бывает при маленьком ребенке, мы в основном оставались с ним вдвоем.

– О нет, ц-ц-ц. – Теперь он прищелкивал языком в знак протеста. – Или, знаете, какое-то далекое отношение я к ним, пожалуй, имею, но принадлежу к самой захудалой ветви этого рода, отрезанной от средневековых рыцарей, от Сантьяго и тому подобного. Не исключаю, что мой предок попал в немилость или совершил недостойный поступок, был изгнан и покрыт позором, подвергнут остракизму и навсегда исключен из среды Кинделанов. От этой ветви я, видимо, и происхожу. Но и я в своей жизни тоже кое-чего добился. В рамках среднего класса, разумеется, всего лишь среднего. – Он снова скромничал и поэтому, надо полагать, громко рассмеялся.

Но тут вмешалась Мэри Кейт:

– Не пойму, зачем ты вечно начинаешь городить эту чушь. Откуда тебе знать, как все было на самом деле? Наверняка ты находишься в родстве и с