и пошла. Я качалась, как пьяная, так что Сабине Николаевне пришлось взять меня за руку и повести.

– Это же надо, куда забежала, я даже не представляю, как мы теперь доберемся до дома, – проворчала Сабина.

– Я не хочу домой! – я рванулась от Сабины прочь, но она держала меня крепкой хваткой:

– Хочешь, не хочешь, а пойдешь!

Я не помню, как мы добрели до дома, не помню, как поднялись по знакомой лестнице и как вошли в знакомую квартиру, в которой я никогда не жила без мамы Вали. Помню, что Сабина заварила какой-то горький чай, насыпала в него последние две ложки сахара и заставила меня выпить всю большую чашку до дна. А потом я провалилась в черную пропасть и проснулась только назавтра, проснулась слишком поздно, чтобы идти в школу – зимнее солнце торчало высоко над соседней крышей, а когда мы с Сабиной по утрам ходили в школу, обычно было еще темно.

Хоть солнце светило вовсю, в комнате стоял собачий холод – наша буржуйка всегда полностью выстывала за ночь.

Я лежала на диване в Сабининой столовой, сама Сабина давно ушла на работу, оставив мне на столе два кусочка черного хлеба, поджаренного в постном масле, и записку: «Никуда не уходи. Жди, пока я вернусь».

Но я не могла оставаться в этой пустой ледяной квартире, зная, что мама Валя никогда сюда не придет. Я попыталась умыться и открыла кран, но воды не было. Тогда я съела хлеб, запивая его водой из ведра, и пошла к Шурке. Я знала, что Шурка часто возвращается домой поздно, а потом спит полдня, и надеялась, что застану ее дома.

Так и оказалось: Шурка в ночной сорочке открыла мне дверь и призналась, что только что проснулась.

– А ты почему не в школе? – удивилась она. – Случилось что-нибудь?

Я хотела рассказать ей про маму Валю, но не смогла произнести ни слова, изо рта у меня вырвался хриплый стон, а из глаз брызнули слезы.

Шурка испугалась:

– А где Сабина? В школе?

Я опять попыталась что-то сказать, но зарыдала еще отчаянней. Шурка схватила меня в охапку и потащила к бабушке на кухню, там топилась печка, было тепло и пахло чем-то вкусным.

– Бабушка, налей Линке чаю, сейчас мы будем ее лечить, раз Сабины нет дома! – распорядилась она. Бабушка поспешно налила кипяток в большую кружку и капнула в нее немножко драгоценной заварки из маленького чайничка – у Шурки в доме всегда все было. Я взяла у нее кружку, но пить не смогла: руки у меня так дрожали, что часть кипятка расплескалась.

– Поставь кружку и сядь за стол! – скомандовала Шурка, доставая с полки рюмку и бутылку с коричневой жидкостью. Она ловко налила полную рюмку из бутылки и поднесла к моим губам:

– Пей залпом и не пугайся!

Я сделала над собой усилие, большим глотком втянула в себя коричневую жидкость и пошатнулась – мои внутренности обожгло горячим пламенем, в голове взметнулись разноцветные волны.

– Ты с ума сошла! – заорала я и перестала рыдать.

– Вот видишь, я сказала, что могу вылечить тебя не хуже твоей Сабины! Это – великое лекарство, настоящий ром! Помнишь, как в кино «Остров сокровищ»: «Йо-го-го, и в бочонке ром!» – похвасталась Шурка, но быстро опомнилась и спросила:

– Что же с тобой все-таки случилось?

Волны из моей головы переместились куда-то в грудь, под ложечку, и я выдохнула, сама ужасаясь своим словам:

– Мама Валя умерла.

– Как так – умерла? Она же еще не старая!.

– Скончалась от ран, – повторила я дурацкие слова головастой Марины.

– Откуда ты узнала?

– В военкомате сказали. И объяснили – сейчас война, и многие люди умирают на фронтах.

– Значит, ты теперь сирота, как и я. На, заешь беду, – и она протянула мне конфету, настоящую шоколадную конфету, какой я не видела давным-давно. – Но я, как видишь, выжила, и не так уж плохо. Значит, и ты можешь выжить. Эх, Линка, была бы ты хоть чуть постарше, взяла б я тебя с собой, и ты бы горя не знала! Но подождем годик-другой, а там видно будет!

Я сунула конфету в рот и ужаснулась, глотая сладкую шоколадную слюну:

– Ты думаешь, эта жуткая война продлится еще годик-другой?

– А с чего бы ей кончаться? У немцев, знаешь, какая армия? Одних танков – тыщи!

– Откуда ты знаешь?.

Шурка прикусила губу и уставилась на меня:

– Откуда, ты думаешь, у меня все это добро – ром, конфеты, сливочное масло?.

Я не знала откуда, я никогда об этом не думала.

– Их дарят мне красные командиры, я по вечерам хожу в их клуб, танцую с ними, выпиваю, ну, и вообще… И слушаю их разговоры. Они думают, что я совсем дурочка, и болтают, будто меня нет рядом, а я слушаю и мотаю на ус. Я скажу тебе по секрету: не слушай трепню громкоговорителя – к лету немцы возьмут Ростов. И тогда нам всем хана.

Я онемела от ужаса: каждый день громкоговоритель уверял нас, что Ростов – самый неприступный город СССР и немцы никогда его не возьмут.

– Что же будет?

– Что бы ни было, я немцев ждать не буду. В начале лета я удеру отсюда и буду пробираться на восток. Хочешь со мной?

Я уставилась на Шурку – она была не чета мне: взрослая, высокая, красивая и рыжая.

– Не знаю, вряд ли я смогу. Да и как я брошу Сабину?

– Да, Сабину с собой взять нельзя, как и мою бабушку, они не выдержат, – задумалась Шурка. И нашла выход: – Знаешь, ты будешь за ними ухаживать, за бабушкой и за Сабиной. А я тебе за это оставлю продуктов на год, для всех троих. Ладно?

– Ладно, – вяло согласилась я, плохо представляя, что она имеет в виду.

– А пока я подарю тебе пару отмычек, у меня есть лишние.

– Что я буду делать с отмычками?

– Будешь открывать чужие двери, когда нужда припрет.

– Но я же не умею!

– А я тебя научу, прямо сейчас. Это дело нехитрое, если инструмент хороший, – и она протянула мне две отмычки. – А у меня инструмент первоклассный, спасибо папочке.

Отмычки выглядели как тонкие палочки с крючками на концах. Шурка потащила меня к двери и тут же преподала первый урок. Я оказалась способной ученицей, Шуркину дверь я наловчилась открывать быстро, и мы отправились на лестницу – практиковаться на замках удравших от войны соседей. Через несколько минут я открыла первый замок на втором этаже, и за этим занятием,