разрушало основного правила, играющего у нас столь важную роль: principiis obstat — противоречит принципам».

Нужно ли прибавлять что-нибудь к этим изъяснениям? Обещали сохранить законы, — и вот лучшее средство парализовать всякую меру русского правительства — «нельзя; противоречит нашим принципам». И правительство с непонятною слабостью уступало пред этим дерзким, систематическим упорством, жертвуя множеством существенных интересов России.

Таков дух, которым было проникнуто дворянство, а за ним и горожане. Крестьяне, разумеется, своих мнений не имели в этих политических тонкостях; но как самое консервативное сословие были враждебны Русским, что и доказывали в течение всей войны.

Не упоминалось до сих пор о четвертом сословии, первом после дворян— о духовенстве. Оно действительно было некоторым образом в стороне. Три прочие сословия имели губернскую организацию, а потому выборы их делались по губерниям; духовенство же группировалось по епархиям. Их было две: абоская и боргоская. Последняя, по правилу вышеуказанному, как ближайшая к русской границе, «сочла невозможным — сказано в консисторском протоколе — уклониться от всемилостивейше предписанного выбора депутата», — и таковой был назначен в первом же заседании 3 (15) июля.

Но в абоской епархии было иначе. Хотя консистория и здесь действовала безо всякой официальной связи с прочими сословиями, тем не менее общность направления сказалась рельефно. Консистория была, впрочем, осторожна: она пользовалась светскими деятелями как застрельщиками, и ожидала результата их огня прежде чем вступить в битву. В первый раз о выборе депутата рассуждали 1(13) июля, когда прочитано было предписание гр. Буксгевдена. В это время епископ Тенгстрём был в отсутствии, а другие сословия еще ничего не решили. Пасторы нашли подходящий предлог оттянуть щекотливое дело и постановили: так как епископ по всей вероятности должен вскоре вернуться, то отложить все до его возвращения.

Можно было полагать, что присутствие столь важного сановника церкви как Тенгстрём, даст благоприятный оборот ходу выборов. Во внимании к его настроению в пользу будто бы Русских, Тенгстрёма предлагали из Петербурга даже возвести в архиепископы, а Буксгевден посылал туда о нем самые лестные отзывы. Его украсили уже анненской звездой и лентой. Но расчет на него, как на помощника Русским, был с их стороны одним из многих заблуждений. Именно теперь, после почетных отличий, влияние Тенгстрёма — сколько можно судить по рассказам Ребиндера — должно было сильно убавиться. На даче, близ Або, епископу грозил со стороны крестьян захват и выдача на шведские суда. Вероятно, чтобы быть подальше и от русских и от шведских властей, равно неудобных, он и предпринял свою поездку внутрь страны. Но и там было не лучше: береговые жители Лемо, где находился епископ, начали надеяться на нечаянное нападение Шведов и в этой местности, так как Русские продолжали отступать и сам Каменский едва не был захвачен партизанами.

При таких условиях в конце июля возвратился Тенгстрём в Або. От предложенного ему депутатского звания и поездки в Петербург он решительно отказался. 3-го августа (22-го июля) состоялось заседание консистории, в котором требование Буксгевдена было доложено снова. А за два дня пред тем принято известное решение прочих сословий: не приступать к выборам. Пример был дан, но осмотрительное духовенство предпочло быть возможно настороже и «еще повременить предписанною мерою, пока не устранятся все препятствия к полному сформированию депутации, после чего консистория не замедлит, смотря по могущим встретиться тогда обстоятельствам, с возможною поспешностью исполнить требование». Пасторы, а с ними и ученое сословие, устранились таким образом от противодействия и ограничились бездействием.

Решению прочих сословий тем временем дан был ход. Три записки отправлены к губернатору барону де-Троилю, который в свою очередь представил их главнокомандующему. Он сопроводил их собственным сочувственным мнением. Помнил-ли губернатор, недавно лишь украшенный высоким русским орденом Анны 1 ст., обещание земляков заменить эту ленту веревкой, или вообще мера сочувствия протестантам и забота об охране интересов своего сословия превышала меру сознания нового по должности долга на нем лежавшего, — сказать трудно. Последние вести с театра войны не могли, конечно, побуждать его к большей исполнительности: Русские продолжали быть в оборонительном положении, и только 2-го (14) августа гр. Каменский начал вновь свои наступательные действия. Поэтому Троиль вполне поддержал оппозиционное мнение двух сословий и крестьянина Кавёна. «Я не могу, — писал он, — не подтвердить моим свидетельством всего того, что здесь высказано каждым из сословных представителей, и не напомнить при том, что все ими утверждаемое согласуется с издревле им принадлежащими и законом освященными правами, которые Его Императорскому Величеству благоугодно было всемилостивейше оставить им в пользование. А потому надеюсь, что ваше сиятельство обратите благосклонное внимание на заявления предводителей сословий. При этом решаюсь напомнить что большая часть этой губернии, а равно и остальной Финляндии, еще находится под влиянием Шведов, почему жители этих частей не могут участвовать в образовании означенной депутации, и на них не могут быть распространены меры, предполагаемые ко благу страны. А так как засим депутация не в состоянии выполнить своего назначения, то смею всепокорнейше просить, нельзя ли дело это отложить до более благоприятного времени, когда желаемый результат может быть достигнут.

Хотя главнокомандующий был в том же Або, где все описанное происходило, однако заявление Троиля оставалось без ответа более двух недель. Буксгевден не ожидал того что теперь случилось. Финские историки говорят поэтому, что он не решался самолично распорядиться по поводу протеста и счел за лучшее обратиться в Петербург. Но это утверждение совершенно голословно: никаких данных в его поддержку нигде не имеется. Повеление 9-го июня было совершенно ясно, а депутатам в петербургских сферах давали значение местных земских экспертов — не больше. Буксгевден, за назначением гр. Каменского к командованию северным корпусом, просто выжидал чем обозначатся его действия, дабы поступить в дальнейшем сообразно с ними. Ребиндер также держится того мнения, что «Буксгевден счел себя в праве порешить вопрос без дальнейших формальностей».

Ответ главнокомандующего получен Троилем 14-го (26-го) августа. «Неожиданны были для меня — писал тот — затруднения, возникшие среди представителей дворянства и горожан, тем более что дело идет вовсе не о созвании сейма. Нужно отправить депутацию, чтобы пред Его Императорским Величеством всеподданнейше заявить о тех мероприятиях, кои при настоящих обстоятельствах могли бы послужить на пользу страны. Поэтому губернатору предписывалось принять меры, чтобы в течение восьми дней депутаты были избраны. «Я тем менее сомневаюсь — пояснял Буксгевден — в исполнении моего предписания, что жители абоской губернии не захотят, надеюсь, в разрез с населением других губерний, выказать как бы упорство в неисполнении всемилостивейших желаний и намерений Его Императорского Величества, и тем лишиться благосклонности, с которою