все это вместе имеет самый прямой излечивающий от хандры эффект.

На обратном пути мы пошли через Пьяцца делла Спанья, спустились по лестнице, сплошь уставленной каменными сосудами с цветами, и услышали пение.

Студенты – скорее всего из Германии – сидели на ступеньках и пели какой-то веселый гимн, глядя на молодого регента в пасторской одежде, энергично дирижировавшего разноголосым хором.

Меня вдруг на мгновение всю сжало, и что-то подкатило к горлу, и защипало в носу: так жаль, что я не одна из них, что я уже никогда не буду такой юной и беззаботной, никогда не поеду никуда вот так, с друзьями и с одним рюкзаком, а если и рискну, все равно я буду думать свои бесконечные неотвязные маленькие мысли. Я посмотрела на Дато и подумала, что уж он-то никогда не переживает из-за таких вещей, и мне на долю секунды стало ужасно одиноко.

…Уже в Тбилиси я вспомнила и рассказала ему об этом. Он погладил меня по голове и сказал, что у него было точно такое же чувство, и нечего воображать себя единственной в своем роде.

Сандрик увидел, как дети на площади подбрасывают в воздух какой-то светящийся шар, и взмолился: если у него не будет такого шара, жизнь не мила, и Рим не нужен!

Оказалось, это какая-то пластмассовая фигня с лампочками: крутишь, она взлетает и в темноте красиво светится. Расшифрованное чудо через пару минут легло на дно рюкзака и было выброшено за ненадобностью уже где-то в Германии.

А еще было весело наблюдать, как уличные торговцы разбегались кто куда при виде патрульных машин. Один не заметил подкравшегося полицейского, и пришлось ему отдать в ласковые ручки целый огромный букет бордовых роз. Импозантный лысый полицейский в очках и с бородкой закинул букет в машину, да и пошел дальше курить сигару.

А бедный оборвыш из Бангладеш засунул руки в карманы и, беззаботно усмехнувшись, побрел по вечному городу – уже ничего не боясь.

Итак, Рим хорош, что и говорить, но по плану, сгенерированному нашими умными головами дома в тихой гавани, на него было выделено три гостиничных ночи, а далее – Париж-Париж! В безмятежных бюргерских проектах далее предполагалось купить билеты на поезд, спокойно и чинно, без напряжения, и поехать себе через всю Европу, рассказывая попутно Сандрику всякие историко-географические примочки. Отель в Париже забронирован, программа расписана по минутам – все как положено.

Но какое-то шестое чувство грызло меня неотступно, ибо количество туристов и вообще перемещающихся лиц в Риме явно превышало грузоподъемность всех европейских железных дорог, вместе взятых.

Симпатичная мулатка в Термини долго искала хоть какие-нибудь билеты в направлении Рим-Париж, но все поезда были забиты до бровей.

Налаженный механизм путешествия дал трещину и стал разваливаться на дымящиеся куски.

*Здесь вступает тема Бетховена «Так судьба стучится в дверь».*

– И чего это всех в Париж понесло?! – В отчаянии я была готова пешком вернуться в Тбилиси и постучать головой своего туроператора по столу: как она могла так легкомысленно отправить нас практически в открытый космос?!

Мужчины в это время безмятежно трескали неподалеку мороженое, полностью положившись на мамино знание языка и талант выруливать из штормовых ситуаций.

– Девушка, милая, – с лихорадочным блеском в глазах приступила я к последней арии Манон Леско, – помогите! Ну хоть как-нибудь подбросьте нас поближе к Парижу!

Мулатка оказалась сердобольная и нашла нам билеты в… Ниццу.

– А оттуда полно поездов до Парижа, – обнадеживающе улыбнулась она.

Я вышла с тремя билетами на ночной поезд до Ниццы, не веря тому, что я сделала.

– Одна ночь в Париже пролетает, – озабоченно почесал д’артаньяновскую бородку Дато.

– Это мы пролетаем мимо графика, – уточнила я, и мы оба посмотрели на ребенка.

Сандро было все равно – что Ницца, что полет на Венеру, лишь бы мороженое покупали без проволочек.

Итак, совершенно непредвиденно мы уехали в те края, которые даже в самых смелых мечтах не фигурировали ни разу.

Вагон нам достался сидячий

Шесть мест, шесть кресел, которые выдвигаются каким-то ужасно экономным способом, единственный вариант спать – валетом: красота!

Это была ночь кошмаров – утром я увидела в зеркале бледное всклокоченное существо с явными признаками политбеженца.

Кроме нас, в купе оказался один интеллигентный римлянин и две неаполитанки: точная копия наших кутаисских тарахтелок. Простые неаполитанские девушки Стефания и Пина почти умерли от любопытства, слушая наши гортанные речи: что за люди?! Откуда?! Куда?!

Чтобы не умереть окончательно, бойкая Пина завела-таки со мной разговор.

Ясен пень, никто ни в зуб ногой не знал, что за страна такая – Джорджия.

Надо было или просвещать невежественных итальянцев, или сойти с поезда.

Должна признаться, эскпрессивно-эмоциональная беседа мне удается лучше всего.

Я разговаривала всеми частями тела, не прекращая стрекотать ни на минуту, а мои муж и ребенок смотрели на меня, открыв рот: они и не подозревали, что я владею всеми европейским языками в совершенстве!!

Вот так создаются мифы.

Давид, не в состоянии поддержать пропаганду словами, помогал делом: вовремя достал фотоальбом «Грузия», который ехал в подарок его другу, и трое простых итальянцев впервые в жизни увидели мою прекрасную родину.

– Che belezza!! – только и слышалось при перелистывании фотопейзажей.

– Это еще что! – махал рукой в экстазе Дато. – У нас в сто раз лучше, приезжайте!

И его все понимали без перевода.

Тем временем мы проезжали такие места, вспоминая о которых, мне просто хочется лечь и сдохнуть.

Граждане, это ведь и был Лазурный берег, верно?

И если не ошибаюсь, мы должны были проехать и княжество Монако.

Так вот, когда я умру и окажусь в раю за свои добрые дела и общую гуманность души, пусть мне смоделируют уголок вроде этого Лазурного берега, который невозможно описать человеческими словами.

Неужели, живя в таком месте, можно чувствовать себя несчастным?!

Я помню много солнца, много цветов, много моря, много яхт, и все это как будто взвешено в золотисто-розовом воздухе.

Пошло и вульгарно, да? Оно конечно, я и пустыню очень люблю, и североанглийский пейзаж.

Но все-таки я гедонист и люблю наслаждаться жизнью. И я увидела, где это делать проще всего.

Там даже есть деревенька, которая называется скромно – Империа.

Утро на вокзале в Ницце

Реальность, неистово матерясь шепотом, собрала манатки и ушла в астрал.

Рим показался вдруг таким близким и знакомым: там все разговаривали на понятном мне языке! И Термини, родной… был совсем рядышком…

А тут кругом сплошные французы, и, предположим, они знают итальянский.