— Да, блядь, почему? Объясни мне, Ань!

— Это все плохо закончится, — пишу, не разбирая интонаций.

— Не узнаем, пока не попробуем, Тихоня…

Не успеваю ничего сказать в ответ, как Мирон тут же прижимает меня к себе, целуя в губы. Наши языки сплетаются в диком танце, наглые руки Савельева исследуют мое тело, а я тихо постанываю, задыхаясь от восторга.

Поцелуи — это так здорово и так приятно!

— Останешься сегодня со мной? — выдает Мир приглушенно. — В этой комнате… Пожалуйста… Обещаю не трогать. Ну, если только самую малость, — и хитро улыбается.

Я теряюсь сильнее, чем когда-либо. Несмотря на мою скованность и неопытность, знаю, о чем говорят подобные предложения. И это пугает меня.

— Мне страшно, Мир…

— Не обижу, котенок. И если попросишь, остановлюсь.

Набираю скорость. Делаю глубокий вдох. Задерживаю дыхание. И… Ныряю в этот самый порочный омут. Я — идеальная жертва для искусителя.

— Хорошо, — киваю головой, прижимаясь к Миру сильнее. — Я останусь с тобой. Но… Но спать мы будем под разными одеялами, — а сама не верю, что это происходит со мной.

— Ты всегда бы такой жестокой? — приподняв одну бровь, коротко посмеялся Савельев, но сбавил обороты. — Хочешь, чтобы я ласты склеил?

Я лишь смущенно отвожу глаза и обнимаю Мирона. Так мы стоим минуту, другую, третью… Он целует меня в макушку, его руки гладят мою спину, плечи, и от этого становится тепло. По телу проходит дрожь, от которой хочется раствориться в этом порыве нежности. Прижимаясь к мужской груди, слышу, с какой силой бьется его сердце, но и мое ни на один удар не уступает.

— Идем спать? — спрашиваю, с трудом отрываясь от Савельева. — Только… Ты можешь отвернуться, чтобы я переоделась?

Мирон кивает и выполнять мою просьбу. Убедившись, что он не подсматривает, быстро достаю из сумки пижаму, короткие шортики и футболку. В спешке надеваю все это на себя и прячусь под одеяло, натягивая его чуть ли не до самого кончика носа.

— Все. Можешь тоже ложиться. Второе одеяло я видела в шкафу, — информирую и поворачиваюсь набок, складывая ладони под щеку.

Тихий шорох. Громкий стук моего сердца. Тяжелое дыхание.

Отодвигаясь ближе к краю своей половины кровати, зажмуриваюсь, чтобы унять волнение. А когда матрас рядом со мной прогибается, я резко вспыхиваю. Температура тела достигает критической отметки. Дальше происходит мощнейший скачек адреналина, и я шумно выдыхаю.

Божечки… Мы в одной комнате. В одной кровати. Практически обнажены, и нас разделяет только тоненькое одеяло. И это не сон! А завтра я буду сгорать от стыда, медленно убивая себя самокопанием.

— Ань… — шепчет Мир осипшим голосом и, наплевав на данное слово, откидывает одеяло в сторону, прижимаясь грудью к моей спине. Обнимая за талию, кладет руку на живот, принимаясь вырисовывать на нем узоры. Я чувствую его тепло, дыхание у себя на шее, его губы, прикасающиеся к моим волосам…

— Мирон, ты что делаешь? — хриплю задушено, ощущая жар внизу живота. Стыдно признаться, но у меня там все пульсирует и приятно ноет. — Отодвинься!

— Чем больше ты елозишь, тем сильнее во мне просыпается желание, — говорит вроде бы спокойно, но я чувствую, как его… кхм… орган… упирается в меня. — Я просто обнимаю тебя. Спи давай, недавака!

Ага, легко сказать… Как я могу спать, когда он так близко? Это просто невыполнимая задача.

Закрываю глаза и стараюсь отключить голову. Если потребуется, начну считать овец, лишь бы поскорее раствориться во сне. Мне просто нужно расслабиться. Но как? И в этот момент все кажется таким неудобным: кровать, подушка, простынь кажется слишком грубой, и эта темнота раздражает. А я боюсь пошевелиться.

— Повернешься? — тишину разрушает голос Савельева. Он тоже не спит.

— Мирон, если я повернусь…

— Да, я тебя поцелую, — подтверждает Мир то, что не успеваю озвучить.

И я, вопреки здравому смыслу, поворачиваюсь к нему лицом.

Мы лежим неподвижно, глядя друг другу в глаза. Дыхание Мирона щекочет кожу, а слегка шершавая ладонь скользит по бедру, забираясь под шорты. И после каждого прикосновения на теле будто ожоги остаются.

Пугаясь своих реакций и желаний, резко одергиваю его руку.

— Ты такая красивая. Хочу тебя целовать, — шепчет Савельев едва слышно и притягивает меня к себе. От этого пристального и голодного взгляда мне хочется раствориться в нем, стать его частичкой. — Хочу оставить отметены на каждом сантиметре твоего тела, — и, захватив мою губу зубами, утягивает в страстный поцелуй.

За эти полчаса я успела дважды получить инфаркт и трижды сорваться с высоты…

Целуемся мы жадно и отчаянно, как будто не виделись сто лет и теперь не можем оторваться друг от друга. Сумасшествие! Сердце, не выдержав напряжения, выскакивает из груди, грозясь разнести в щепки все вокруг. Стон срывается с губ. Мы не можем остановиться. Никак. Просто до безумия, до потери пульса. До конца. Без права на ошибку.

Воздух между нами искрится, стирается грань. Мы — как огонь и лед. И трудно сказать, кто окажется сильнее. Везде, где соприкасаются наши тела, вспыхивают электрические разряды. Языки пламени, охватившие нас, выжигают все, что мешает слиться в одно целое. Еще немного, еще чуть-чуть и мы взлетим к небесам.

Полет, падение, снова полет и снова падение…

Нам не нужны слова, чтобы передать свои чувства. Мы чувствуем все на уровне подсознания. И эта связь, которую невозможно разорвать, только усиливает и без того бушующее пламя страсти.

Жаркие поцелуи. Тесные объятия. Одно дыхание на двоих.

Мы вместе. Мы рядом. Мы едины.

— Я могу тебя касаться? — выдыхает бурно Мирон, сжимая мои ягодицы. Чувствуя его возбуждение, понимаю, насколько трудно ему держать себя в руках. — Давай этой ночью без запретов…

— Для тебя это значит немного другое, — пытаясь справиться с эмоциями, упираюсь лбом в его грудь, переводя дыхание.

Так мы до утра не протянем. Утонем в этом море удовольствия.

— Ань, — Савельев, подминая меня под себя, ловит мой взгляд, — ты же понимаешь, что рано или поздно мы бы пришли к этому. Я… Я просто поласкаю тебя. Будет хорошо. Но если ты захочешь остановиться… Черт! — и тут Мир резко замолкает. Отталкиваясь от матраса, перекатывается на спину и сжимает переносицу. — Блядь… Блядь… Блядь… Просто… Хорошо… Дай мне пару минут… — и дышит глубоко. Его грудная клетка вздымается вверх и тяжело опускается, а вена на шее бешено пульсирует.

Неужели я и правда ему нравлюсь? То, что сейчас выдает Мир, невозможно сыграть.

— Я тоже хочу тебя касаться, — шепчу несмело осипшим от волнения голосом, и, переместив его ладонь себе на живот, целую в плечо.

Сдалась. Приняла. Шагнула