– Лия! – Платон резко одернул дочь за руку.

– Ничего страшного, мне не привыкать. – Странно, но я пытаюсь быть милой, хотя этой девочке удалось всколыхнуть былые ощущения неполноценности. Дело в том, что, переехав в большой город, у меня почти получилось затеряться, тысячам людей просто некогда пялиться на тебя, а все прелести маленького городка налицо. – Тетя такая страшная потому, что ей не слишком повезло в жизни.

Вижу, как ребенок пытается самостоятельно понять смысл моих слов и уже готов задать очередной вопрос, но ее опережает отец:

– Лия, совать нос, пусть даже такой милый, как у тебя, в разговоры старших неприлично. – Девочка тут же надула губки и виновато наклонила голову. – Иди, погуляй в школьном дворе. Я позову тебя, когда будем уходить. Прости. Дети, и все такое…

Платон глупо улыбается и нервно треплет волосы, а малышка без лишних слов топает в сторону выкрашенной в яркие цвета скамейки, спрятанной за школьной изгородью.

– Ничего, говорю же, я привыкла к подобной реакции, спасибо школе, в которой имелась пара-тройка отличных специалистов в этом вопросе. – Расслышал ли Шивов в моем голосе иронию, мне неизвестно, но он охотно подхватывает тему школьных дней.

– Да-а-а, школа… Лиза, а ты надолго к нам? А то ведь можно было бы организовать встречу выпускников, ну, или типа того. Посидели бы где-нибудь в кафешке, поболтали. Знаю, друзьями нас назвать сложно… Меня до сих пор мучают кошмары и преследует чувство вины… Хотелось бы узнать, как сложилась твоя жизнь. Может, в очередной раз попросить прощения. Сложно все это…

Этот виноватый вид и такие же речи заставляют ухмыльнуться.

– Что именно «сложно»?

– Ты знаешь, о чем я. У меня, конечно, память самая обычная, но даже ее хватает, чтоб практически ежедневно сожалеть о глупых ошибках юности.

«Глупая ошибка», вот чем был мой кошмар наяву для этого красавца.

– Да уж, мне ли не знать, как память порой мешает наслаждаться жизнью. – Мое лицо будто кто-то разрезал острым лезвием ножа, чтоб получилось как можно шире, это была улыбка. – Глядя на эту малышку, с трудом верится, что тебе память мешает жить.

– Понимаю твою иронию, стеб, но ведь как ни крути, нужно жить. Я ненавижу себя за прошлое, но не могу ему позволить окончательно уничтожить настоящее. Если Темиров, Якушев и Борисов сумели устроиться в этой жизни, я тоже попытался.

– А что Воробьев? – Их было четыре плюс один…

– А Воробьева жизнь не пощадила, два года назад умер от передоза. Но наша история здесь точно ни при чем, он просто, кроме спиртного и наркотиков, ничем в этой жизни не увлекался. Темиров, например, неплохо чувствует себя в роли футболиста. Якушев стал приличным семьянином и бизнесменом, у него сеть киосков детских игрушек «Карапуз» и двое своих детей. Борисов о женитьбе не задумывается, но счастливо сожительствует с Бородиной где-то во Франции, если не ошибаюсь. Бородина – успешная модель, а Борисов, как бы смешно это ни звучало – модный фотограф. Кстати говоря, они пару дней назад тоже появились в нашем городе. Королек и Гаврилова открыли свой салон красоты и сами на себя работают, одна стрижет волосы, другая ногти. Аркада через год после школы выскочила замуж за мужика на пятнадцать лет ее старше, он и помог с салоном. А Арина замужем за Костей Петуховым. Может, помнишь, он на пару лет раньше нас выпустился. У них близнецы, и в остальном все как у всех… – Платон вдруг осекся. – Вот это да! Чувствую себя одной из тех бабулек, что вечно караулят на скамейках. Прости, занесло немного. Пожалуй, ты последний человек, которому было бы интересно узнать все то, что я так охотно выложил.

– В точку. – Не хочу лицемерить и изображать вежливость, когда перед глазами спустя столько лет продолжают мелькать члены.

Шивов глупо улыбается.

– Еще раз прости. Но, если вдруг у тебя есть время и желание, можем сегодня встретиться, только ты и я. Никаких выпускников.

– Ничего не могу обещать, кроме как подумать. Дай мне свой номер, я, если что, наберу. Я пока не уверена насчет своих желаний и насчет времени.

Получив номер Платона, шагаю дальше, даже не подозревая о том, что подобная мелочь станет для меня роковой.

* * *

Естественным для меня было прийти к тюремным воротам. «Сизый голубь» – единственное место на всем земном шаре, по которому я скучаю и тоскую. Так много лет прошло со дня моего знакомства с худощавым стариком в смешных штанах на нелепых подтяжках, но для меня все как будто случилось только вчера. Своей гипермнезии я благодарна лишь за горячие воспоминания о Марковиче, ведь мне столько раз было необходимо чувствовать его присутствие, слышать его добрые советы, рассуждения, истории… Наверное, если бы в моей жизни не произошла встреча с одиноким стариком, я бы уже давно сломалась.

Центральный тюремный вход встречает меня широко распахнутой дверью, нестрижеными газонами, разбросанным то там, то здесь различным мусором, от пластиковых бутылок до смятых сигаретных пачек. Когда-то аккуратные декоративные кустарники теперь больше напоминают всклокоченных чудищ, а на бывших шикарных клумбах с цветами самых различных сортов остались лишь одуванчики. «Сизый голубь» мертв, больше добавить нечего.

Лениво ступаю по музейным тротуарам, и никому из нынешних сотрудников нет до меня дела. В когда-то нашей с Марковичем беседке, врезанной в стену, расслабленно сидит тетенька в почти черного цвета костюме и с помощью мобильного телефона возбужденно учит кого-то жизни. Ничто в безразличной к музею особе не выдает его работника, кроме бейджа на левой груди. Для нее этот бейдж лишь кусок пластика, а для Марковича был целой жизнью. В дальнем углу двора, сладостно пуская дым, громко беседуют двое мужчин, судя по униформе – сантехники. Из раскрытых дверей доносятся чьи-то голоса, видимо, кто-то самостоятельно проводит себе экскурсию. Двигаюсь по направлению к вышке, и когда у моих ног приземляется три сигаретных окурка, понимаю, что уже на месте. Злостный хохот и три вызывающих детских взгляда из серии «ну, и что ты нам сделаешь?» улавливают мои глаза, стоит только поднять голову. До меня, наконец, доходит: этот «Сизый голубь» уже не мое убежище и не мое спасение. Время не стоит на месте, оно изменяет все! Те места, где когда-то было хорошо, остаются такими только в нашей памяти. В моей, так точно.

Чувствуя себя заблудившимся щенком, поджав хвост, шагаю обратно. Мне не нужно было приходить сюда. Мой мозг не нуждается в визуальном контакте с прошлым. Маркович с метлой в руках или Маркович с кистью, Маркович с молотком или садовыми ножницами, Маркович с бессменной сигаретой во рту и такими простыми истинами на языке – вот по чему я скучаю, и это всегда со мной. Я зря положила в свою бездонную копилку воспоминай унылую территорию двора, который был когда-то смыслом жизни для одного старика и стал ниточкой, удержавшей в этом мире душу одной девочки. Сейчас «Сизый голубь» сам нуждается во спасении, вот только второго Марковича ему вряд ли суждено дождаться.